Блестящая девочка

Флер попыталась засунуть руку в карман джинсов, но ткань так натянулась, что она смогла просунуть только большой палец. Если бы она была в своем прежнем весе сто тридцать фунтов, она бы утратила приятное чувство безопасности, которое взрастила в себе.

— Пошли счет Алексею, — сказала Флер. — У него моих два миллиона долларов. Они все покроют. Я думаю, ты и сама знаешь. — Конечно, это Алексей ее навел. Он знает, где она, и почему-то послал Гретхен. Казалось, стены комнаты приблизились к ней. Сдавили.

— Я намерена увезти тебя в Нью-Йорк, — заявила Гретхен — Потом отправлю на ферму. Понадобятся месяцы, пока ты вернешься в форму. Но если узнают, что ты в Штатах, мне придется подсуетиться и не допустить некоторых судебных процессов. Эти ужасные волосы тебя портят, поэтому не думай, что я смогу тебя пристроить по прежней цене. И не рассчитывай, что Паркер сразу же начнет с тобой другой фильм.

— Я не вернусь, — сказала Флер.

— Не смеши. Ну посмотри, где ты сидишь! Не могу поверить, что ты здесь работаешь. Боже мой, после выхода «Затмения в воскресное утро» некоторые режиссеры в Голливуде, между прочим ведущие, хотят тебя снимать. — Она заткнула дужку солнечных очков в карман жакета, и линзы свесились наружу. — Ваша глупая ссора с Белиндой слишком далеко зашла. Между матерями и дочерьми возникают проблемы постоянно, но незачем раздувать их в такое дело.

— Это тебя не касается.

— Ну повзрослей же, Флер. На дворе двадцатое столетие, ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него разошлись две женщины, которые любят друг друга.

Так вот что все думают? Что они с Белиндой поссорились из-за Джейка! Впрочем, почему нет? Понятная всем, удобная для объяснения причина.

Гретхен не пыталась скрыть свое презрение.

— Посмотри на себя. Спряталась в какой-то дыре, живешь как нищая. Все, что у тебя есть, — это лицо. А что ты с ним сделала? Ты сделала все, чтобы разрушить свой образ. Если ты не послушаешь меня, однажды утром проснешься старая и одинокая, довольствующаяся крохами, которые тебе станут бросать. Ты этого хочешь? Ты что, самоубийца?

Флер почувствовала, как защипало глаза. Гретхен пытается напугать ее. Вот и все. Она соберется. Очень скоро.

Дело времени. Она почувствует себя лучше, и снова все станет прекрасно.

— Отстань от меня, — сказала Флер" — Я не поеду в Нью-Йорк.

— Я не уйду, пока…

— Уходи.

— Ты не можешь продолжать…

— Вон! — закричала Флер.

Гретхен уставилась на нее долгим взглядом. Скользнула по ужасной мужской рубашке, по джинсам, оценивая ее… Флер точно уловила момент, когда Гретхен Казимир решила, что Флер Савагар больше не стоит никаких усилий.

— Ты потерпела поражение, — сказала она с презрением. — Ты жалкая и ты живешь жизнью, которая ведет в тупик. Но в общем-то я не удивляюсь. Без Белинды за спиной ты ничто.

Флер не пошла на лекцию по экономике. Она упаковала дорожную сумку, повесила ее на плечо и уехала из Страсбурга.

Когда прошел еще год, Алексею пришлось уговаривать себя сохранять терпение. Флер невольно нашла единственный способ защиты от него. Что можно отнять у человека, у которого нет ничего?

Он сел в кожаное кресло в своем кабинете, закурил сигарету, последнюю из пяти, которые позволял себе за день. Фотографии, разложенные перед ним, были похожи на прежние. Отвратительная стрижка, сделанная в парикмахерской, потертые джинсы, заношенные кожаные ботинки. Вообще-то по обычным стандартам ее нельзя было назвать толстой, она прибавила в весе фунтов сорок, но для той, что была на верху модельной славы, и такой лишний вес совершенно непристоен.

Он услышал шаги, быстро засунул фотографии обратно в кожаную папку, подошел к двери и отпер.

Перед ним стояла Белинда со спутанными после сна волосами и размазанной тушью под глазами.

— Мне снова приснилась Флер, — сообщила она. — Ну почему я без конца вижу ее во сне, Алексей? Почему мне никак не становится лучше?

— Потому что ты без конца за нее цепляешься, — сказал он. — Ты сама не отпускаешь ее.

Белинда коснулась руки Алексея и умоляюще посмотрела на него.

— Ты же знаешь, где она. Ну скажи мне, пожалуйста.

— Дорогая, я защищаю тебя. — Он провел холодными пальцами по ее щеке. — Я защищаю тебя от ненависти твоей дочери.

Глава 20

В день, когда Флер исполнилось двадцать три года, она подошла к засиженному мухами зеркалу и ужаснулась. Толстое мужское лицо, не смягченное косметикой, отвратительная тусклая челка. Она заложила прядь волос за ухо и вспомнила свою светлую гриву. В памяти всплыло ощущение собственной легкости, стройности, силы — она ведь могла пробежать без остановки две или три мили. Тогда ей не приходилось беспокоиться о том, что поесть завтра, чем заплатить за комнатушку, запущенную, с ржавой раковиной и мокрыми разводами на потолке.