Блестящая девочка

Чистокровный. Ты понимаешь меня, детка? Если ты не владеешь самым лучшим, это признак слабости.

Она кивнула, хотя ничего не понимала. Не важно. Старые фантазии вернулись, захватили ее в свой плен и держали, заставляя чувствовать что-то мягкое и теплое внутри… Когда Алексей увидел ее, он захотел ее…

После всех этих лет он захотел, чтобы его дитя вернулось…

— Ты напоминаешь мне тот автомобиль, — пробормотал он. — Только ведь ты не чистокровная, так ведь?

Она подумала, что у нее на губах снова его палец. Потом поняла — это его губы. Ее отец наклонился и целовал ее. Ее отец…

— Алексей! — раздался визгливый, полный ужаса крик, такой, какой может вырваться только у смертельно раненного животного. Флер подпрыгнула на стуле. В дверях стояла Белинда с дрожащим от гнева лицом. — Ты, ублюдок, — шипела она. — Убери от нее руки! Я убью тебя, если ты снова коснешься ее.

Отойди от него, Флер, он чудовище. Ты не должна позволять ему прикасаться к тебе.

Впервые за всю жизнь Флер возразила матери.

— Он мой отец! — закричала она. — Ты не имеешь права!

У Белинды был такой вид, будто ей влепили пощечину. Флер почувствовала боль внутри. Что она такое говорит? Что с ней происходит? Он действительно чудовище. Она отпрянула от него и подбежала к матери.

— Прости, я не хотела.

— Как ты можешь? — прошептала Белинда. — Неужели только одна встреча с ним способна заставить тебя забыть все?

Флер с несчастным видом покачала головой. Но правда заключалась в том, что на миг она действительно забыла все.

— Пошли со мной наверх, сейчас же, — каменным голосом велела Белинда.

Флер заколебалась, но не потому, что не собиралась подчиниться; ей хотелось понять, что произошло.

— Иди со своей матерью, дорогая. — Голос Алексея был словно шелк. — Мы поговорим завтра, после похорон. О твоем будущем, о планах.

Ногти Белинды впились в руку Флер, и девушка почувствовала себя виноватой за трепетные сладкие ощущения от минут, проведенных наедине с отцом.

В тот же самый вечер молчаливая горничная впустила Алексея в маленький кирпичный домик на окраине Фобурж-Сен-Жермен.

Он молча прошел мимо нее в гостиную, налил себе достаточную порцию бренди из графина на серебряном подносе, рядом с которым лежала одна безупречной формы груша и маленький кусочек рокфора. Усевшись в кресло, Алексей устало потер глаза. День оказался гораздо труднее, чем он ожидал.

Он поболтал бренди на дне рюмки и потом только наконец позволил себе подумать о Флер. Ему следовало лучше подготовиться к встрече с ней. Газетная фотография достаточно отчетливо намекала на ее красоту. Но как он мог приготовиться ко всему остальному, что увидел? Она была сгустком противоречий. Ребенок на пороге женственности. Владеющая собой и непредсказуемая. Совершенно не имеющая понятия о своей чувственности. Несправедливость была почти невыносима для него. Выражение триумфа, которое он увидел на лице Белинды, тоже было невозможно вынести. Как могла она произвести на свет такого ребенка для Флинна, в то время как сын, которого она дала ему…

Но мысли о Мишеле выводили его на дорогу, на которую он не хотел вставать. Допив бренди, Алексей нахмурился и встал. Он будет вести себя с Флер так же, как когда-то с ее матерью. Предстоит основательно потрудиться, но теперь он уже не тот, что раньше, не такой нетерпеливый, Дверь спальни наверху была закрыта неплотно, и свет падал на ковер. Алексей нажал ручку и вошел.

Она лежала, свернувшись на кровати, и читала журнал. Простая белая хлопчатобумажная нижняя рубашка раскрылась, и виднелась маленькая грудь, не полностью заполнявшая чашечки. На секунду он забыл ее имя.

— Алексей, а я уже почти распрощалась с тобой. Ой, но я так счастлива, что ты снова пришел навестить меня.

В этом приветствии он уловил нотки отчаяния и понял; она заподозрила, что он устал от нее. Отложив журнал, она вскочила с кровати и подбежала к нему, неслышно ступая по ковру розовыми домашними туфельками. У нее были светлые волосы, ровно подстриженные чуть ниже мочек ушей, и длинная, как у ребенка, челка.

Семнадцатилетнее лицо почти не тронуто косметикой, и когда она подняла руки, чтобы обнять его, от нее пахло скорее мылом, чем духами. Все в ней было тщательно продумано, чтобы доставить ему удовольствие. Но он уклонился от ее объятий.

— Я устал, Анна-Мари.

Он видел, как неприятна ей его резкость; она слегка отстранилась, но все с той же прочно приклеенной к лицу улыбкой.