Что я сделал ради любви

Джорджи хотела его. Причем так сильно, что внутри все болело.

Взошла луна, и на яхте становилось все более шумно: именно от таких вечеринок оберегал ее отец. Какая-то девчонка стащила купальник. Мужчины взвыли. Две другие девицы стали целоваться. Джорджи не обратила бы на это внимание, окажись они лесби, но это было не так, и ей становилось тошно при мысли о женщинах, готовых устроить пошлое представление ради мужчин. Когда они стали мять груди друг друга, она ускользнула в салон, где с полдюжины гостей торчали у бара и полулежали на белых кожаных диванах в форме подковы.

Кондиционер посылал струю ледяного воздуха по ногам.

Джорджи возлагала так много надежд на этот вечер, но Брэм даже не заговорил с ней.

Вопли на палубе становились все пронзительнее.

Ей здесь не место. И вообще ей место только перед камерами. Вне съемочной площадки она никому не нужна.

Дверь открылась, и в салон ввалился Брэм. На этот раз он был один.

В Джорджи вновь вспыхнула надежда. А вдруг он пришел за ней? Но Брэм мешком свалился в кресло, почти рядом с ней, и оглядел ее с головы до ног. Сочетание аккуратной прически, золотистой щетины и новенького тату, обвившего бицепс как раз под рукавом его трикотажной тенниски, безумно ее волновало. Он перекинул ногу через подлокотник кресла и, не сводя глаз с Джорджи, принялся тянуть спиртное из стакана.

Она пыталась сказать что-то умное, но сумела выдавить только два слова:

— Классная вечеринка.

Брэм скучающе поморщился, закурил и, сощурившись от дыма, резко бросил:

— Вечеринка, на которую тебя не приглашали.

— А я все равно пришла.

— Означает ли это, что папочки нет в городе?

— Я не всегда делаю то, что приказывает отец.

— Мне так не кажется.

Джорджи пожала плечами и попыталась принять безразличный вид. Брэм стряхнул пепел на ковер. Она никогда не понимала, чем заслужила его откровенную неприязнь. Может, все потому, что ей больше платят? Но не она договаривалась о гонораре.

Брэм указал стаканом на потолок:

— Вечеринка становится слишком шумной для тебя.

Она хотела объяснить, что не могла видеть, как унижаются девушки, но он и без того считал ее ханжой.

— Вовсе нет.

— Не верю!

— Ты не знаешь меня, хотя тебе кажется, что видишь меня насквозь, — таинственно прошептала она, и, кажется, ей кое-что удалось, потому что он посмотрел на нее так, словно впервые видел по-настоящему.

Ее рыжие локоны растрепались, однако макияж не стерся. Она нанесла бронзовые тени на веки и телесного цвета помаду на губы, чтобы рот не казался таким большим. Скутер Браун никогда не надела бы платье леопардовой расцветки, и Джорджи подчеркнула разницу, сунув в лифчик накладки. Правда, когда взгляд Брэма остановился на ее груди, у нее возникло ощущение, что он догадывается о ее проделке.

Брэм пустил тонкую струю дыма.

— Бьюсь об заклад, ты еще девственница.

Джорджи закатила глаза:

— Мне восемнадцать! Я, конечно, была девственницей… пару лет назад, но теперь…

Сердце ее тревожно забилось. Зачем она солгала?

— Что же, если ты так утверждаешь…

— Он был старше меня. Ты его знаешь, но я не назову его имени.

— Ты все врешь.

— Но он сходил с ума по властным женщинам, поэтому мне пришлось порвать с ним.

До чего же ей нравился собственный скучающий тон! Джорджи считала, что очень умело изображает умудренную жизнью особу. Правда, все впечатление портила издевательская улыбочка Брэма.

— Папочка Пол не позволит взрослому мужчине подойти к тебе. Он глаз с тебя не спускает.

— Но я же пришла сюда. Верно?

— Да… полагаю, так оно и есть.

Он осушил стакан, погасил сигарету и встал:

— Тогда идем.

Джорджи недоуменно уставилась на него. Вся ее уверенность мигом испарилась.

— Куда?

Он дернул головой в сторону двери с врезанным в нее якорем.

— Туда.

Джорджи нерешительно покачала головой:

— Я не…

— В таком случае забудь. — Он пожал плечами и отвернулся.

— Нет! Я иду!

И она пошла. Вот так, взяла и пошла. Ничего не спрашивая, последовала за ним в каюту.

На широкой койке валялась полуодетая парочка. Услышав шум, они приподняли головы.

— Исчезните, — велел Брэм. Их словно ветром смело.

Ей следовало пойти за ними, но она осталась. Торчала посреди каюты в своем леопардовом платье, босоножках на платформе и наблюдала, как медленно закрывается дверь. Она не спросила, почему он вдруг так ею заинтересовался, не подумала, какую цену заплатит, если останется с ним. Она просто стояла. А потом позволила Брэму прижать ее к двери. Он уперся ладонями в дверь по обе стороны от ее головы. Большой палец скользнул в ее волосы и зацепился за локон. Джорджи поморщилась. Брэм наклонил голову и поцеловал ее. От него пахло алкоголем и табаком.