Внутри черенка не хватает сока.
О, Анаис, во имя тебя, я сделаю это, я могу это сделать.
Когда все уже собрались уходить ни с чем, широкий листок вдруг оторвался от ветки. Упав, он открыл дупло в стволе дерева. Глубокое отверстие, скрытое листком, до сей поры было незаметным.
Изидор Каценберг в последний раз обернулся.
Он заметил плавно падающий, будто в невесомости, листок. Он моргнул и задержал ногу, уже поднимавшуюся в машину. Время как будто остановилось. Наступила тишина, голубь, и тот продолжил полет бесшумно. Лесные звери замерли: они поняли, что происходит нечто необыкновенное.
У меня получилось!
Изидор Каценберг что-то произнес. Слово тоже, казалось, покинуло его губы неспешно, словно звук с пластинки, поставленной на не ту скорость.
— По…до…жди…те…
Лисица не верила своим глазам. Несколько бабочек, остановившись на месте, перемешивали крыльями воздух, словно большие морские птицы.
Журналист очень медленно, как во сне, подошел к дереву и опустил руку в отверстие в стволе.
О, да!
Его пальцы шарили в дупле, обдирая кожу о неровности дерева, ощупывая Жоржа изнутри. Он достал прядь, прядь светлых волос, склеенных темного цвета субстанцией.
— Светлые волосы с засохшей на них кровью!
Глаза Мари-Наташи расширились.
Журналист поднес прядь к волосам Мари-Наташи, ставшей мертвенно-бледной.
— Судебно-медицинский эксперт подтвердит, что это волосы нашей мадемуазель. Нужно будет отдать на экспертизу древесину дупла. Мне кажется, там есть бриллиантовая пыль, — заявил Изидор, рассматривая что-то неясно мерцающее на кончиках своих пальцев.
Все склонились к отверстию в коре.
Инспектор шелковым платком собрал частицы с внутренней поверхности дупла.
Я люблю шелк потому, что он соткан из защитной нити шелковичного червя, а шелковичные черви грызут мои листья. Не знаю, откуда это мне известно. Не то чтобы это мне известно, я это чувствую. Я понимаю отношения между существами, как будто вдыхаю информацию вместе с воздухом.
Так же, как с человеческим голосом, который я слышу, хотя у меня нет ушей. Словно вся моя кора — чувствительная барабанная перепонка.
Мари-Наташа открыла рот от удивления. Она была ошарашена тем, что увидела.
Прямо над дуплом Изидор нашел надпись, много лет назад глубоко вырезанную ножом в коре.
Дерево номер 1: Он это сделал!
Дерево номер 2: Кто?
Дерево номер 3: Тот, кого они окрестили Жоржем.
Дерево номер 2: Что он сделал?
Дерево номер 1: Он сделал движение!
Дерево номер 3: Он вытащил корни из земли?
Дерево номер 1: Нет. Лучше. Он сумел подать знак людям в важный момент их жизни. И сумел изменить их историю.
Дерево номер 2: Подумаешь, я тоже сбрасываю листья. И они у меня такие красивые, что люди их собирают.
Дерево номер 1: Да, но ты делаешь это только осенью.
Дерево номер 3: …А он это сделал в разгаре лета! Вот так. Просто усилием воли.
Дерево номер 2: Я вам не верю.
Дерево номер 1: И это только начало. Теперь мы знаем, что можем воздействовать на человеческий мир.
Облака рассеиваются, я размышляю.
Ты всегда живешь в глубине моей памяти.
Я так любил тебя, Анаис.
В течение веков я видел сотни людей, приходивших дотронуться до меня, поискать трюфели в моих корнях.
Я видел солдат и бандитов со шпагами, с мушкетами, с ружьями.
Каждому кольцу, образовавшемуся вокруг моего сердца, соответствует поколение маленьких человечков, за несколько секунд, с точки зрения моего времени, превращающихся в стариков.
Меня всегда удивляло, что им до такой степени необходимо выразить себя в жестокости.
Раньше они убивали для того, чтобы есть.
Теперь — не знаю зачем.
Наверное, по привычке.
Мы тоже подчинены насилию. Иногда на моих ветках вспыхивают ссоры между листьями. Они воруют друг у друга свет. Те, что остаются в тени, белеют и умирают. За счет моей коры вытягиваются побеги. У нас есть свои хищники, плющи-душители, древоядные насекомые, птицы, выдалбливающие себе гнезда в нашей плоти.
Но это насилие имеет смысл. Мы убиваем для того, чтобы выжить. А смысла человеческого насилия я не понимаю.
Может быть, их слишком много и они агрессивны, и, убивая друг друга, они восстанавливают равновесие. А может быть, им просто скучно.