Casual

Все мои мысли были настолько заняты пахтой, что я сама не заметила, как перестала вспоминать Сержа. Однажды я ни разу не вспомнила о нем за целый день. И поняла это только ночью, опуская голову на вожделенную подушку. «Я еще и замуж выйду. И двойню рожу», — подумала я, не исключено, что уже во сне.

Процесс надо было постоянно контролировать. Десять тонн пахты ежедневно отмаркировать и развезти по магазинам. Оформить накладные. Проверить огромное количество бухгалтерских документов. Периодически выезжать в какое-нибудь Бирюлево, чтобы отбить машину у УБЭПа. Нести убытки в связи с тем, что остатки товара не распроданы, а срок годности истек. И на следующее утро — опять все то же самое.

Через три недели я не смогла проснуться утром. Я не проснулась днем. Я проснулась утром следующего дня. Ужас, который я испытала, сравним только с действием ботокса. Я кинулась к телефону. Мне отрапортовали, что все нормально, происшествий не было. Я назначила себе рабочий день — с восьми утра до шести вечера. Не больше. Суббота, воскресенье — выходные. И поехала на работу. Был четверг.

Я сидела на самодельной скамеечке у могилы Сержа.

Я смотрела туда, где заканчиваются сосны и начинается небо. Там заканчивается эта жизнь и начинается другая.

Я трогала его губы на холодном куске мрамора, и одиночество парализовывало меня.

«Никогда — значит смерть».

«Я скучаю по тебе, Серж», — шептала я, как молитву.

«Я скучаю по тебе, Серж!» — кричала я изо всех сил, и каждая могила отвечала мне эхом.

«Я скучаю по тебе, Серж!» — и внутри все рвалось и лопалось и улетало туда, где заканчиваются деревья.

Было еще кое-что. Важное. Между ним и мной. «Я отомстила за тебя», — прошептали мои губы совсем беззвучно.

Мы снова были близки. Мы снова вместе. Даже после того, как он умер, наши души держались за руки.

Я села в машину совершенно механически. Точно так же могла бы сесть на облако или на верблюда.

В кармане зашевелился, а потом зазвонил телефон.

Номер Вероники никаких эмоций у меня не вызвал. Но трубка настойчиво верещала.

— Алло. — Получилось немного хрипло. Но не прятаться же от жизни в свои переживания?

— Ты где? — спросила Вероника подозрительно.

— На Ваганьковском. Уже уезжаю.

Она помолчала минуту, отдавая дань чему-то, что сформулировать не могла. Хотя это была дань памяти Сержа.

— А я сижу дома…

— Ты чем-то расстроена? — поняла я по ее тону.

— Да… Игорь уже три дня не ночевал дома.

«Опять», — подумала я.

— Звонил?

— Да. Говорил с домработкой. Нес какую-то чушь. Про белый дипломат. То ли обнюхался, то ли что.

— А что про дипломат?

— Достань, говорит, мой белый дипломат в котельной и лыжный свитер. Собери все, приеду заберу.

— Вероник, какой белый дипломат?

Я повернула машину в сторону загорода, к Веронике домой.

— Откуда я знаю, какой? Не было у него сроду белого дипломата!

— Во дает! — Это было смешно. — Но ты посмотрела на всякий случай в котельной?

— Конечно посмотрела! — закричала Вероника. — Пусть только приедет! Я ему и белый дипломат, и лыжный свитер!… — Она всхлипнула раз, потом еще, но взяла себя в руки. — Ужас! Идиот!

Я подъехала к Вероникиному дому одновременно с Никитой. Водитель вез его из школы.

— Как дела? — спросила я Машиного товарища.

— Нормально. Сейчас тебе покажу, что мы рисовали. — Он полез в портфель прямо на ходу, оттуда посыпались тетради, он стал собирать их, но мешок со сменной обувью упал в лужу.

— Быстрее все собирай! — крикнул мне Никита. — Я пойду маму отвлеку!

Я собрала его вещи и зашла в дом.

В холле стояла моя подруга и отчитывала сына. Оказывается, он приехал на сорок пять минут позже и теперь опаздывает на английский.

— Я портфель искал… — оправдывается Никита, — его девки спрятали.

— Не девки, а девочки! — кричала Вероника.

— Ну, девочки… — Он поспешил на кухню, к накрытому столу.

— У тебя сегодня все семейство ищет кто портфель, кто дипломат, — заметила я.

— Ужас. — Вероника театрально закатила глаза. — Уроды.

Мы с ней закрылись в кабинете, чтобы не участвовать в бурлении домашней жизни.

— Ужас, — опять произнесла Вероника, задвигая шторы.

— Что будешь делать? — Я дала начало конструктивному диалогу.

— Не знаю. — Она села в кресло и уставилась на свои тапочки.