Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого

Да весь день было и тихо: отошли за ночь так далеко, что немцы не притесняли. Но военный покой недолог, и суток не дали отдохнуть! В шестом часу вечера послышались звуки боя с севера, со стороны арьергарда. От дальних немецких орудий стали перелетать фугасы и в сторону Менсгута. Снова взмутилась тревога в груди генерала Благовещенского, и помрачнел его штаб.

А тут – не хватало! – совсем с другой стороны, от выставленной в боковое охранение донской сотни, прискакал в Менсгут казак с донесением. В донесении-то у него всё написано было правильно: что его сотня имела столкновение с противником за 15 вёрст отсюда, – но его самого распирало: рассказать, что и он там был! и он вот, даве, с немцами дрался! И на окраине Менсгута увидя другую сотню своего же полка,

____________________

ЭКРАН

____________________

позамедлил ход коня, лихой казачок,

и тряся донесением,

и за плечо себе показывая – мол, бились! -

радостно крикнул землякам:

– Немцы!… немцы!…

И поскакал, ему мешкать нельзя, ему в штаб

донесение сдавать.

= Но земляки, на просторном дворе, за огорожей,

так и скинулись: немцы?!… вот они – немцы?!

Батюшки, а у нас не сёдлано!

Заметались, заседлали,

из конюшни выводят бегом,

в торока вяжут,

вскакивают -

да уж и со двора! со двора!

Конский топот.

= Эх! сотня едва ль не вся – галопом по улице!

Топот

по улице!

= А с поперечной, издалека

подъесаул (их же полка, погоны те ж) как увидел:

= проносится, проносится конница!

= да бежать назад, да бежать!

Тут недалеко – штаб.

И – к драгунскому полковнику. Тот читает как

раз

донесенье от первого казачка.

Подъесаул:

– …сподин…овник, разрешите доложить?…

На соседней улице – немецкая конница,

силой до эскадрона!

И нисколько же не напуган подъесаул:

– Разрешите охрану штаба развернуть

на отраженье кавалерии!?

Драгунский полковник не медля, полноголосой

командой:

– Дежурный по штабу! охрану – в ружьё-о!!

= И дежурный капитан, на ходу:

– В ружьё-о-о!!… в ружьё-о-о!!!…

= Да какая готовность! – уже выбегает пехота из

своих помещений, винтовки в руках!

Да сколько их! тут две роты!

Свои ж командиры-молодцы неоплошно

командуют:

– Взводной колонной… ста-новись!…

Раз-бе-рись!…

Не до разбору. Вот уже выбегают трусцой

в ворота распахнутые, и сразу заворачивают,

как показывает подъесаул: вон туда! вон туда!

= А в комнате драгунский полковник докладывает

генералу седому, измученному, расслабленному, с

каждым словом оседающему в бессилии:

– Ваше высокопревосходительство!

кавалерия противника прорвалась в селение Менсгут!

мною приняты…

О, как это тяжело больному старику! Этого ужаса

он и ожидал! Ведь он – болен! он – изболелся,

страдалец-генерал!… к врачам его!…

в больничный покой!… даже губы его разваливаются,

не удерживая формы рта:

– В Ортельсбург… в Ортельсбург…

= Драгунский полковник энергично распоряжается.

Грузимся! уезжаем!

= Чины штаба собирались карту развесить на стене -

вот и хорошо, что не успели, сворачиваем!

Штабу – недолго собираться! Несут бегом, каждый

знает, что.

= А автомобиль уже готов, подан!

Да и генерал поспешает, как может, его под руку

ведут.

И уже – полный автомобиль! И – тронулись!

в сопровождении верховых казаков, конечно,

а там – экипажи, двуколки, кто на чём -

за ворота! ехать! ехать! скорей!

= Шоссе.

Не шоссе, а поток бегущих,

не бегущих (слишком тесно) – а льющихся.

Каждому, каждому хоц-ца жить, хоц-ца в плен не

попасть -

и пехоте-матушке;

и на зарядных ящиках;

и на пушках самих – все отступают, а мы хуже,

что ль?

и повару при походной кухне, трубное колено на

бок;

и обозникам! и обозникам-то больше всего! им

первым и положено отступать, а им дорогу