Красное колесо. Узел I. Август Четырнадцатого

Николай заходил, заходил по комнате как раненый, еле скрывая, что ломает пальцы. Его изводило, тянуло в разные стороны, разрывало. Он должен был вот сейчас, вот сейчас принять величайшее решение! – и ни присутствующие, ни отсутствующие, никто не мог помочь ему советом, а голос Господа не слышен был явно. Сколько было у него министров, генералов, великих князей, статс-секретарей – а решать он всегда обречён был сам, колеблющейся, измученной душой! Не было такого одного – твёрдого, умного, превосходящего человека, который взял бы на себя и ответственность, и решение, сказал бы, нет – сразу бы сделал: так, а не иначе!

Столыпин! – был такой человек. Вот кого не хватало ему сейчас, сию минуту здесь – Столыпина!…

В чём было остриё всей тяжести? Если Германия обманывает нас, то мы – попадаемся, да. (Хотя при наших необъятных границах насколько уж так попадаемся? на какую полоску?) А если Германия искренна – то мы своим шагом вызовем войну, величины которой даже не может охватить разум…

Всё время молчавший генерал-адъютант, видя муки Государя, протянул сочувственно:

– Да, трудно…

Как от удара по натянутым нервам, Николай вздрогнул и резко отсек:

– Решать буду я!

Да, вспомнил он Сазонову, – что же ваша Англия? Что же стоило ей во все эти дни – сделать одно недвусмысленное заявление? И не было бы никакой задачи.

Да! вспомнил и Сазонов, уже он ехал сюда, в последнюю минуту ему подали свежее сведение: несколько часов назад германский флот вышел из Киля и на всех парах идёт в Балтийское море для внезапного нападения!

Как?? А Государь – не разрешил минировать!

И – как лопнули последние перенатянутые нервы! Урок Порт-Артура невозможно было забыть:

– Хорошо, вы убедили. Но это будет самым тяжким днём моей жизни.

И наступило облегчение.

Как всегда, когда уступишь.

Когда освободишься от решения.

Сазонов попросил дозволения сейчас же, по телефону из Петергофа, сообщить Янушкевичу, что всеобщая мобилизация начинается сегодня с полночи.

Хорошо.

А день был – такой тёплый. Море отсвечивало так ласково – неужели в другом месте его уже бороздила германская эскадра, крадясь на новый Порт-Артур?

Да так ли? Сведения могут быть и фальшивы.

Пошёл – и выкупался. С наслаждением.

Но облегчение от уступки и облегчение от купания как-то очень быстро соскользнули. А на душу и на голову – опять давило.

То ли предчувствием? В 6 часов принесли телеграмму от Вильгельма.

Уже не было ласковости в ней. Никакого противоречия с демаршем посла; твоя мобилизация вызовет опасные серьёзные последствия. Ведь у Австрии до сих пор нет всеобщей мобилизации. Принятие решения ложится теперь всей своей тяжестью исключительно на тебя, и ты несёшь ответственность за войну или за мир.

О Боже, как затеснило, защемило! О Боже, как страшно! О, помоги мне снести нечеловеческое это бремя!…

И первое движение было – позвонить Янушкевичу и отменить.

Но – стыдно было перед своими же подчинёнными.

Николай живо представлял Вильгельма – его горящие глаза, его живую страстную манеру разговора, – и пытался вообразить его окончательным врагом, и не мог: он никогда за 20 лет не выступал врагом, это какое-то жуткое недоразумение, какая-то роковая недоговоренность, как 8 января 1905 года: задержать толпу, но не сказано было, как задержать.

И проступило просветлением: о, Вилли, очнёмся! Что же мы делаем? Мы погубим наши троны!

Но – неловко было звонить отмену. (Он не знал, что телефон Янушкевича отныне сутки будет сломан).

А с другой стороны – уже так много и так позорно уступали Австрии – когда-то же надо проявить в поступках разнообразие, проявить и твёрдость! Теперь-то можно разговаривать твёрже – когда бес революции навсегда из России исторгнут!

И как это Сазонов обещал провести мобилизацию тайно? С утра 18-го на всех улицах Петербурга висели объявления! на красной почему-то бумаге – или уже залитые будущей кровью? или красный флаг прокрался в императорский стан? Все иностранцы заметили, а красный цвет особенно почему-то действовал. И германский посол, затем австрийский, бросились к Сазонову – телефонными звонками вослед эти визиты отдавались Государю. Германского заверял Сазонов, что со стороны России не будет сделано ничего непоправимого. А тот принёс записку, что Германия делает какие-то шаги, что Австрия не будет посягать на неприкосновенность Сербии, но Россия должна признать локализацию конфликта.