Норвежский лес

И мы развелись. Хоть я и настояла на этом силой. Он два года назад женился опять, но я думаю, что это замечательно. Честно. Я к тому времени уже поняла, что вся моя жизнь пройдет вот так, и никого больше втягивать в это не хотела. Никому не хотела навязывать такую жизнь, когда постоянно весь в тревоге, и неизвестно, когда пружина в голове лопнет опять.

Он обо мне правда очень заботился. Он был порядочным человеком, которому можно было верить, сильным и терпеливым, и для меня он был идеальным мужем. Он, что было сил, пытался вылечить мою болезнь, и я старалась вылечиться. И для него, и для ребенка. И думала сама, что уже вылечилась. Шесть лет после свадьбы жила счастливо. Он на девяносто девять процентов все делал идеально. Но из-за одного процента, из-за какого-то одного процента все полетело к черту. И в результате — взрыв. Все, что мы построили, обвалилось в одно мгновение, остался полный ноль. И все из-за одной мерзкой девчонки.

Рэйко подняла из-под ног затоптанные окурки и положила их в картонку.

— Печальная история, что тут еще скажешь. Мы все это выстраивали одно за другим с таким трудом, а обвалилось, и оглянуться не успели. Оглянуться не успели, а все обвалилось, и ничегошеньки не осталось.

Рэйко встала и сунула руки в карманы брюк.

— Пошли в квартиру. А то поздно уже.

Небо стало еще темнее от покрывших его туч, луны совсем не было видно. Теперь и я чувствовал запах капель дождя. К ним примешивался свежий запах гроздей винограда из винилового пакета в моей руке.

Рэйко сказала :

— Потому я и не могу отсюда уехать... Очень боюсь уехать отсюда и связать себя с внешним миром... Боюсь встреч с разными людьми и разных мыслей.

— Мне кажется, я ваши чувства понимаю. Но я думаю, что у вас это может получиться. Вы сможете со всем справиться как следует во внешнем мире.

Рэйко улыбнулась моим словам, но больше ничего не сказала.

( Наоко читала книгу, сидя на диване. Она читала, скрестив ноги и уткнув палец в переносицу, и это выглядело так, как если бы она пальцем проверяла наощупь фразы, входящие в ее голову.

Застучали крупные капли дождя, и свет от вспышек молний плясал вокруг ее тела, точно мелкий порошок. Проговорив столько времени с Рэйко, я, глядя теперь на Наоко, точно заново ощутил, как она молода.

— Извини, припозднились мы, — сказала Рэйко и погладила Наоко по голове.

— Весело вам вдвоем было? — сказала Наоко, подняв голову.

— Конечно, — ответила Рэйко.

— И чем вы вдвоем занимались? — спросила меня Наоко.

— Вслух об этом сказать не смогу, — ответил я.

Наоко рассмеялась и положила книгу. Мы стали есть виноград, слушая шум дождя.

— Дождь идет, и кажется, будто в мире кроме нас троих никого нет. Шел бы всегда дождь, а мы бы все время так втроем сидели, — сказала Наоко.

— Ну да, а я чтобы, пока вы вдвоем обнимаетесь, как немой черный раб, над вами опахалом с длинным черенком махала да BGM (Back Ground Music) на гитаре для сопровождения играла? Не, не хочу, — возразила Рэйко.

— Да я его вам одалживать буду, — сказала Наоко, смеясь.

— А, ну тогда даже неплохо, — сказала Рэйко, смеясь. — Лей, дождик, лей.

Дождь все шел и шел. Когда виноград весь был съеден, Рэйко, как обычно, закурила, достала из-под кровати гитару и начала музицировать. Она сыграла «Desafinado» и «The Girls From Ipanema», затем исполнила мелодии Бакарака (Burt Bacharach) и Леннона с Маккартни.

Мы с Рэйко опять пили вино, а когда кончилось вино, распили остатки брэнди из фляги. Было приятно болтать обо всем подряд. думалось, что хорошо, если бы дождь шел вот так всегда.

— Еще приедешь когда-нибудь? — спросила Наоко, глядя мне в лицо.

— Конечно, приеду, — ответил я.

— И письма писать будешь?

— Угу, каждую неделю писать буду.

— Может, и мне напишешь? — сказала Рэйко.

— Ладно, напишу с удовольствием, — сказал я.

В одиннадцать часов Рэйко, как и вчера, разложила для меня диван. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по постелям.

Мне не спалось, и я достал из рюкзака карманный фонарик и «Волшебную гору» и стал читать.

Около двенадцати дверь спальни тихо отворилась, ко мне подошла Наоко и заползла мне под бок. В отличие от вчерашней ночи, это была самая обычная Наоко. Глаза ее не были затуманенными, и вела она себя вполне раскованно.

Она поднесла губы к моему уху и тихим голосом сказала : «Не спится почему-то». Я сказал ей, что со мной то же самое. Я положил книгу и выключил фонарь, затем обнял Наоко, и мы поцеловались. Темнота и шум дождя нежно окутывали нас двоих.