Дерево на крыше (сборник)

Прожив три недели в кабинете, Ковалев снял квартиру у знакомых, которые уезжали за границу. Квартира была красивая, в кирпичном доме на краю лесопарка. Утром можно было выбегать в деревья и делать гимнастику.

В день выписки Ковалев сделал Марусе предложение.

– Но я люблю другого, – сказала Маруся, удивившись.

Она воспринимала Ковалева как лечащего врача, как верховного главнокомандующего и не подозревала о его чувствах.

– Люби, – спокойно отреагировал Ковалев. – Я тебе разрешу.

– Что разрешите? – не поняла Маруся.

– С ним спать. Если хочешь…

– Значит, я буду спать с двумя? – уточнила Маруся.

– До тех пор, пока ты не прозреешь, – объяснил Ковалев. – Ты в конце концов бросишь его. Но не надо делать это насильственно. Он сам отвалится.

Марусе было неудобно сказать «нет» после всего, что Ковалев для нее сделал. Он спас ей жизнь, ни больше ни меньше.

– Я подумаю, – дипломатично ответила Маруся.

Она вернулась домой и стала думать о Ковалеве. Она боялась остаться без него. Ей казалось: без него с ней что-то случится. Она опять заболеет и начнет умирать, или опять забеременеет с воздуха, или кто-то ее обидит, толк–нет. А при Ковалеве никто не обидит, и можно жить, как раньше. И даже лучше, чем раньше. Ковалев будет лечить знаменитых режиссеров, а они за это будут снимать Марусю в кино. Одно дело – снимать студентку, другое дело – жену великого Ковалева. Положение в обществе.

Мать тихо позавидовала Марусе. Ее муж, Марусин папа, был, как говорится, ни Богу свечка, ни черту кочерга. Для него главное, чтобы его не трогали. А Ковалев – и свечка, и кочерга. Да чего там, сам – и Бог, и черт. Мать всегда мечтала о таком. А Маруся получила. Мечта сбылась в следующем поколении.

Стрелка судьбы неуклонно шла в сторону Ковалева. Не о такой Маруся мечтала любви. Но в конце концов, если придет ТАКАЯ, можно все переиграть. Какие ее годы, вся жизнь впереди…

Маруся переехала в квартиру возле лесопарка с мебелью Луи Каторз.

Первая близость произошла между ними на пути из кухни в спальню. Ковалев не мог дотерпеть еще четыре шага и зажал ее в проеме двери. Он обладал ею истово и ритмично, как собака. Безумно неинтересно. Насколько значителен Ковалев был на работе, настолько примитивен в любви.

«Ужас, – подумала Маруся. – Зачем мне это?»

На другой день она поехала к Писателю и сидела, подавленная. Писатель отмалчивался. Он мог бы сказать: «Зачем он тебе? Переезжай ко мне». Но это не входило в его планы. Писателю нравилось так, как есть. Он имеет Марусю и свободен от ответственности за нее.

Ночи с Ковалевым проходили в больших неудобствах. Он постоянно будил ее, пытаясь утолить свою любовную жажду. Маруся просыпалась каждый час, как на вахте. Он все не мог утолить, и это продолжалось, продолжалось… Марусе казалось, что это никогда не закончится…

– Отстань! – сказала Маруся. – Надоело.

– Как надоело? – не понял Ковалев.

– Так. Надоело, и все. Давай спать.

Ковалев послушался, и они заснули. Во сне она положила голову ему на грудь. Он обнял ее, и они за–снули, как два зверя в одной норке.

Среди ночи Ковалев тихо застонал.

– Что с тобой? – встревожилась Маруся.

– Люблю, – тихо отозвался Ковалев.

– И я, – произнесла Маруся, неожиданно для себя.

Это было правдой. Маруся нашла СВОЕ тепло. Это было чувство, не похожее на первую страсть, как в школьные годы, и не похожее на греховное соитие с Писателем. Это было СВОЕ тепло. Они принадлежали друг другу, как две косточки внутри одного яблока. Яблоко принадлежит ветке, ветка – стволу. Так и они принадлежали всему человечеству. Но в темноте ночи – только друг другу. Их яблоко было целым и спелым.

Маруся нашла его губы, он с готовностью отозвался на поцелуй. Ткнулся, как клюнул.

– Не так… – сказала Маруся.

И повела его за собой по тропинкам любви. Она и сама не очень хорошо знала эти тропинки и закоулки, но ее вела интуиция женщины.

– Откуда ты все знаешь? – поразился Ковалев.

– Не знаю, – отозвалась Маруся. – А ты почему ничего не знаешь?

– Не знаю…

Как-то не обязательно было знать. Те отношения, которые связывали его с женой, действительно походили на дружбу. А в дружбе секс не обязателен.

Они вместе осваивали эту страну любви. И уснули в конце концов, переплетясь ногами, прижавшись усть–ями своих тел, как лицами. И казалось, не было такой силы, которая могла бы их растащить.

Каждое утро Ковалев уезжал на работу. Маруся оставалась дома, занималась хозяйством.