– А почему сейчас не стучит? – спросила молодая архитекторша с черными очками на голове.
– Не знаю, – сказала Варвара Тимофеевна. – Может, надоело…
– А это у вас что? – Архитекторша ткнула пальцем на подоконник.
На подоконнике в трехлитровой банке своей обособленной жизнью жил лохматый гриб. Варвара Тимофеевна кормила его чаем, сахаром и взамен получала кисловатое терпкое питье, ни с чем не сравнимое. Одни говорили, что гриб полезен. Другие говорили, что от него помирают.
Варвара с готовностью поставила на стол уцелевшую чашку, нацедила гриба сквозь пожелтевшую марлечку и протянула архитекторше.
Та недоверчиво понюхала и подняла глаза на Варвару Тимофеевну. Варвара Тимофеевна смущенно, неестественно улыбнулась, а потом подумала: «Чего это я улыбаюсь? Что, я дешевле стою?» И нахмурилась.
В этот момент на кухню вошел архитектор с каплями и громко спросил, будто Варвара Тимофеевна была глухая или придурковатая:
– Ну что, мамаша, говоришь, домовые завелись?
Управдом Шура красиво захохотала.
Варвара Тимофеевна посмотрела на каждого по очереди и ничего не ответила.
Архитекторы посовещались и ушли.
А на другой день к вечеру явилась Шура и вручила Варваре Тимофеевне направление в психоневрологический диспансер.
Варвара Тимофеевна оказалась четвертой в очереди. Перед ней сидели нарядная барышня и двое мужчин в казенных халатах. При диспансере находился стационар.
Барышня нервничала и все время смотрела на часы, а мужчины сидели нога на ногу, размышляли о футболе и о политике. Впереди у каждого был долгий праздный день, а от праздности устаешь так же, как от занятости.
– Вас сюда вызывали? – осторожно спросила Варвара Тимофеевна у барышни. Она подумала: может, у нее тоже знобят стены.
– Мне нужно заключение, – сухо сказала девушка и уставилась в книгу.
Варвара Тимофеевна поняла, что из девушки собеседницы не получится, а поговорить хотелось.
– А у вас что? – спросила Варвара Тимофеевна у человека в халате. Он сидел первым в очереди.
– У меня обратные реакции, – охотно поделился Первый.
– А как это?
– Когда все плачут, я смеюсь. И наоборот. Все смеются, а я плачу. Например, человек на улице поскользнулся и упал. Всем смешно, а мне грустно. Или кто-нибудь из знакомых совершит подлость, жена возмущается, а я смеюсь.
Варвара Тимофеевна увидела, что девушка перестала перемещать глаза по строчкам, остановилась взглядом на одном месте. Слушала.
– А последнее время я перепутал день с ночью. Днем я сплю, а ночью читаю, гуляю…
– А почему так получилось? – насторожилась Варвара Тимофеевна.
– Понимаете, у меня квартира возле Курского вокзала, и окна выходят на Садовое кольцо. Днем там очень шумно и угарно, а ночью тихо и воздух свежий. Я уже привык. И собаку свою приучил.
– А зачем вы лечитесь? – спросила девушка.
– Это же ненормально, – ответил Первый.
– А разве человек не может сам устанавливать нормы?
– Нет. Не может. Человек живет в обществе и должен подчиняться его законам.
– А я почему-то все время плачу, – поделилась вдруг девушка. – У меня есть все, что нужно человеку для счастья, но я все равно плачу.
Девушка виновато улыбнулась. Личико у нее было славное, как у мальчика.
– Это хорошо, – похвалил Первый. – Человеку для нормального развития психики необходимы отрицательные эмоции.
– А вы от чего лечитесь? – спросила Варвара Тимофеевна у Второго. Обратные реакции и отрицательные эмоции не имели к ней отношения.
– Я убираю память, – ответил Второй.
Варвара Тимофеевна недоуменно промолчала.
– Я ничего не хочу помнить, – пояснил Второй.
– Почему?
– Потому что есть такие воспоминания, с которыми не хочется дальше жить.
– А разве можно убрать память? – спросила девушка.
– Конечно. Новокаиновая блокада центра памяти.
– А разве человек может жить без прошлого?
– Нет. Не может. Но у него есть близкое прошлое – это прошлое его жизни. А есть далекое, это память предков. И потомков. Она обязательно присутствует в каждом человеке с рождения. Эту память можно вызвать к жизни.
– Каким образом?
– Надо пройти курс электролечения. Пятнадцать сеансов через день.
– А что значит: память потомков? – спросила девушка.
– Иначе ее называют предчувствием.
– Я всегда предчувствую моду, – обрадовалась девушка.
– А у меня квартира трясется, – сказала Варвара Тимофеевна. – В стены все время стучат, и мебель падает.