Подземка

Когда поезд подошел к станции Кодэмматё, по радио передали, что на станции Цукидзи обнаружили взрывное устройство, и наш поезд остался у платформы с открытыми дверями. Я не выходил из вагона — третьего с головы поезда. Вскоре я почувствовал какой-то запах, похожий на вонь горелой резины. Сидевшая передо мной женщина приложила ко рту полотенце и вышла на платформу. Я в это время стоял, и сел на ее место.

Я сел и сразу почувствовал себя плохо. Однако в предыдущий вечер я слишком много выпил саке со своим родственником с Хоккайдо и теперь подумал, что это у меня с похмелья. К горлу подступала тошнота, я боялся, что меня сейчас вырвет. Но это было бы неприлично на глазах у всех людей, и я опасался, что меня увидит кто-нибудь из знакомых.

Поэтому я вышел из поезда и побежал. В голове было только то, что нужно успеть выбежать наружу, прежде чем меня вырвет. Пробежал билетный контроль, но на середине лестницы ноги почему-то стали ватными, и самочувствие резко ухудшилось. Я уже не мог дальше бежать. Но раз уж добрался сюда, то взял себя в руки и выскочил наружу.

На улице у забора меня сразу вырвало, но после этого колени у меня подкосились, и я больше не мог стоять. Попробовал подняться, только ноги не держали, и я повалился набок. После этого меня еще несколько раз вырвало, но легче не стало.

У меня с собой был портфель, я подложил его под голову вместо подушки. Было страшно холодно, но я весь вспотел. Вновь стало тошнить. «Почему так холодно? Что за дурацкое происшествие?» — подумал я. Помню, что небо было затянуто облаками. Но погода ведь должна быть хорошая. Может, холодно, потому что вот-вот пойдет дождь? Я до сих пор ни разу не болел, поэтому никак не мог понять, отчего так резко ухудшилось самочувствие.

Вокруг вас были другие упавшие люди?

Я этого не знаю, потому что заснул. Кто-то меня спросил: у вас все в порядке? Дайте немного поспать, — ответил я. Это нельзя, сказали мне и затолкали меня в машину. В обычную, которую эти люди остановили на дороге и сажали туда упавших людей. Некоторых сажали даже в грузовик. Я попросил, чтобы мне дали немного отдохнуть, но мне сказали, что это нельзя и я должен сесть в машину. Я весь дрожал от холода и был покрыт потом.

После того как меня усадили в машину, водитель спросил, куда ехать. В Цукидзи, ответил я, все еще намереваясь попасть на работу. В машине были и другие люди, но я об этом и не подозревал, а думал только о себе. В голове только и было: надо немедленно ехать в фирму.

Когда я сказал, что плохо себя чувствую, водитель попросил немного подождать, достал из багажника полотенце и передал мне. Я сразу приложил его ко рту, чтобы не запачкать машину. Но пот по-прежнему лил ручьем. В машину село три человека. Помимо меня — еще один мужчина и одна женщина. Женщина сидела на переднем сиденье, я мы, двое мужчин, сзади.

Всего я не помню, но у станции Хаттёбори мы остановились, и меня перевели в машину «скорой помощи». Выйдя из машины, я попросил, чтобы подождали, пока меня снова не вырвет. Затем меня несколько раз вырвало. Хотя харкать уже было нечем, меня продолжало тошнить. По-моему, меня и кровью рвало. Мне было очень плохо, и я буквально повалился на зеленое сиденье «скорой помощи».

Тем не менее сознания я не терял. Врачи «скорой помощи» несколько раз спрашивали у меня имя, адрес и номер телефона — видимо, чтобы убедиться, что я в сознании. А я в то время думал: почему они заставляют меня говорить одно и то же, хотя я плохо себя чувствую?

Мне было настолько плохо, что ничего не помню. Что творилось вокруг? Других людей я не видел, был поглощен только собой. Выдыхать я мог, но не мог вдыхать, как будто что-то мешало. Воздух не попадал внутрь, поэтому было тяжело, и все время лил пот.

Привезли меня в больницу «Кёбаси», где я оказался зариновым пациентом № 1. На меня сразу надели кислородную маску и поставили три капельницы. Весь день до вечера меня продолжало тошнить, даже под капельницами.

Ночью никак не мог уснуть, поэтому был вынужден читать. Всю ночь читал детектив.

Вы всю ночь читали? А глаза при этом не болели?

Нет, не болели. Зрение у меня плохое, и обычно мелкие иероглифы мне трудно читать. Но в тот момент — сам не знаю, почему — все хорошо было видно. При этом почти всегда я немного почитаю, и сразу тянет ко сну, а в ту ночь, сколько бы ни читал, заснуть так и не смог.

В больнице я провел четыре ночи, много спал. Голова не болела, слегка побаливало горло. Однако глаза превратились в точки и не вернулись в прежнее состояние.