Околдованная

— Это придет, когда мы поближе узнаем друг друга, — заверил он.

Отем снова смолкла. Странный человек. Не похож ни на одного из всех ее знакомых мужчин.

Жизнь внезапно приняла новый оборот, и на этот раз непонятно, куда это приведет ее. Отем не слишком любила сюрпризы, но что поделаешь? Кроме того, он не примет условия ее семьи.

Или все-таки примет?

Глава 19

Добравшись до Линмут-Хауса, они застали там Чарли и кузена Джонни, молча восседавших в гостиной с одинаково скорбными лицами, — Иди к себе, — велел сестре герцог Ланди столь суровым тоном, что та, к его удивлению, немедленно повиновалась. Герцог ожидал, что Отем станет спорить и возражать, но та сделала реверанс и поспешила наверх.

— Можно поговорить в библиотеке, — решил Джонни Саутвуд и пошел вперед, показывая дорогу. — Поднос на столе, джентльмены, угощайтесь.

Сам он налил себе добрую порцию виски, рассудив, что ему понадобятся силы.

Кузен и гость последовали его примеру и по приглашению хозяина расселись у огня. На улице шел дождь, и тяжелые капли били в свинцовые переплеты окон.

— К сожалению, меня сегодня не было во дворце, но Джордж Вилльерс достаточно точно изложил все, что произошло. И упомянул, что вы назвали мою сестру шлюхой.

Это так, милорд? — Янтарные глаза впились в собеседника.

— Так, — кивнул Гарвуд.

— И все же готовы жениться на ней, — продолжал Чарли.

— Верно, — кивнул Габриел, не отводя взгляда.

— Почему?

— Сам не знаю, — чистосердечно ответил Гарвуд. — Могу сказать только, что все эти годы был не в силах забыть ее. Наверное, будет понятнее, если я скажу, что вижу ее в своих снах.

— Так я и думал. Вы все-таки любите ее, — заключил герцог Ланди.

— Вряд ли это возможно, учитывая ее распущенность и полное отсутствие моральных принципов.

— Бедный глупец! — вздохнул Чарли. — Любите ее, но боитесь признаться даже себе, и все потому, что она спала с королем. Но она не девственница, и это не первый король, чьей любовницей она была. Отец ее младшей дочери Марго — Людовик Французский.

— Тем более, разве можно любить подобную женщину! — вскричал вконец расстроенный Гарвуд.

— Выслушайте меня, милорд. Я расскажу то, о чем никогда не обмолвится моя гордая сестра, но если у вас обоих есть хоть малейший шанс на счастье, промолчать будет преступлением. Надеюсь, вы не выдадите меня. Отем — последнее дитя моей матери, рожденное уже на склоне лет. Нас у нее девять, хотя выжило только восемь. Когда родилась Отем, пятеро из нас были уже взрослыми. Двое братьев помоложе отправились в Ирландию, где им принадлежат два смежных поместья. В Гленкирке оставался только Патрик Лесли, старший сын герцога Лесли, но он был уже мужчиной, когда его сестра появилась на свет. Отем воспитывали, как единственного ребенка, лелеяли и баловали. Но тут разразилась война.

Джеймс Лесли погиб при Данбаре. В это время Отем гостила в Королевском Молверне. Мама решила взять ее с собой во Францию. Здесь ей было нечего делать, а там она нашла мужа, Себастьяна д'Олерона. Они безумно полюбили друг друга и поженились. Родилась дочь Мадлен, но когда ей исполнилось два года, Себастьян неожиданно умер. Сестра была вне себя от горя. Несколько дней не поднималась с постели, ничего не ела и почти не обращала внимания на ребенка. Только через год ей стало немного легче. Она снова занялась виноградниками и воспитанием дочери. Но тут в Шамбор приехал поохотиться король. Он помнил Отем с тех пор, как был еще мальчиком. И поверьте, не спрашивал, хочет ли она стать его любовницей. Поймите, он Людовик, король Франции. А она — его подданная. Отем боялась за дочь и была вынуждена согласиться. Людовик был добр к ней и признал ее дочь Марго. Потом наш король занял трон, и Отем вернулась домой.

— В жаркие объятия Карла Стюарта, — уничтожающе усмехнулся Гарвуд. Он мог бы простить ей Людовика, но вот Карла… это гораздо труднее. Однако он по-прежнему хотел Отем.

— Верно, — согласился Чарли. — Она воспользовалась представившейся возможностью. Моя сестра — женщина богатая, но предпочитает не жить во Франции. Здесь же у нее нет ни титула, ни своего дома. Она намеренно постаралась занять место Барбары Палмер, чтобы добиться своего. Поймите же, можно считать шлюхой уличную девку, которая за полпенни расставит ноги перед всяким, но благородная богатая леди, делающая то же самое для короля, все равно остается леди. Никто не посмел назвать мою мать потаскухой, а вы, сэр? Дерзнете?