Околдованная

Капитан смутился, не ожидая таких речей, но все же упрямо настаивал на своем:

— Я должен обыскать все окрестные замки, особенно тех дам, кто вчера приезжал в Шенонсо, иначе мой долг не будет выполнен.

— Как угодно, капитан, но вы не осудите, если я вернусь в спальню?

Он поставил вино, повернулся и вышел, но не лег в постель, а подождал, пока хлопнет дверь гостиной. Для верности он выглянул и, убедившись, что мушкетер ушел, направился к жене. Та вопросительно воззрилась на него.

Себастьян приложил палец к губам, лег и, обняв, стал целовать жену. Но когда широкая ладонь накрыла грудь, Отем ударила его по руке.

— Не могу, — прошептала она. — Ничего не могу, пока эти люди в нашем доме.

Себастьян поцеловал ее пальчики и смеясь кивнул.

В начале января из Парижа прибыл королевский курьер с подарком для маркиза и маркизы д'Орвиль — большой серебряной с золотом солонкой, на которой были выгравированы гербы короля и маркиза. К подарку было приложено короткое послание, всего три слова: «С благодарностью, Людовик».

В середине февраля пришло известие о том что король встретился с кардиналом Мазарини в Пуатье. Кардинал прибыл во главе войска из полутора тысяч пехоты и тысячи всадников. И немедленно стал укреплять свою власть, действуя в интересах короля: сажал в тюрьмы одних, подкупал других, одаривал третьих, стремясь усилить Францию изнутри. Те, кто пытался сопротивляться, были вынуждены признать, что Мазарини непобедим и пойдет на все ради процветания королевской власти. Всякий, кто пытался встать на его пути, будет без сожаления раздавлен.

Пришла весна, виноградники зазеленели. Лето показало, что год выдался благоприятным для вина. В начале следующего года Отем, к своему восторгу, обнаружила, что беременна. Неприятные ощущения по утрам быстро прошли, и маркиза расцвела пышным цветом. Лето она провела в саду за шитьем приданого вместе с тетушками и матерью. И смеялась, когда Жасмин заявила, что дочь выглядит такой же созревшей, как виноград ее мужа.

— Мне нравится чувствовать в себе новую жизнь, мама, — уверяла Отем. — У меня будет много детей!

Тридцатого сентября, в день второй годовщины свадьбы маркиза и маркизы д'Орвиль, Отем разрешилась дочерью.

Роды были быстрыми и на удивление легкими.

— В следующем году ты получишь наследника, — пообещала она счастливому мужу, ни в малейшей степени не разочарованному тем, что у него не сын, а дочь, изящная, как куколка. — А девочку мы назовем Мадлен Мари.

— Почему? — удивился он.

— Потому, что две последние королевы, которых дала Франция Шотландии, звались Мадлен и Мария. Малышка Мадлен была дочерью короля, но умерла, не вынеся шотландских зим. Мария де Гиз — мать нашей королевы Марии Стюарт, матери Якова Стюарта. Она тоже была когда-то королевой Франции. Поэтому мы и назовем нашу дочь Мадлен Мари.

— Мадемуазель Мадлен д'Олерон, — протянул Себастьян. — Что ж, мне нравится.

Малышка была крещена отцом Бернаром и Рыжим Хью, Крестными матерями стали мадам де Бельфор и мадам Сен-Омер, К удивлению родных, Отем попросила стать крестным отцом Адали.

— Только он, — твердо объявила она. — Адали такой же добрый христианин, как все мы, и я знала его с самого рождения. Лучшего крестного для Мадлен не сыскать.

И вот теперь старик гордо стоял рядом с тетушками Отем на крестинах младенца и молился, чтобы Господь дал ему сил увидеть, как девочка вырастет. Конечно, это было бы чудом, но ведь и чудеса случаются, хоть и редко.

Прошел год, и в свой первый день рождения Мадлен выглядела настоящим пухленьким ангелочком с темными локонами и дымчато-голубыми глазами. Она уже ходила и оказалась особой весьма решительной. Ко второму дню рождения она без умолку говорила и бегала на крепеньких ножках. Родители обожали ее, как, впрочем, и все окружающие, потому что по природе Мадлен была милым ребенком, несмотря на природное упрямство и стремление во всем поставить на своем. Она действительно старалась добиться желаемого, но, надо отдать ей должное, никогда не таила зла, даже если ей отказывали в просьбе.

Отем снова ждала ребенка к весне. Но несколько дней спустя после дня рождения Мадлен с виноградников примчался крестьянин, криком призывая госпожу маркизу. Лафит, увидев людей, несущих что-то тяжелое, ахнул и попятился. Госпожа метнулась из дома, и ее отчаянные вопли огласили окрестности.

Крестьяне, тащившие Себастьяна на наскоро сколоченных носилках, внесли его в дом. Побелевшая Отем шла рядом с ними, взяв мужа за руку.