— Правда? А я и не помню. Мне было тогда… сколько?
Шесть лет, кажется? Воображаешь, что подобные пустяки меня еще волнуют? — Деланное безразличие все-таки уступило место горечи. — Я не питаю к тебе ненависти. Лили, — вырвалось у него. — Не настолько ты мне интересна.
— Я до сих пор храню все твои письма. До единого. Поверь, они давно стали солеными от слез.
— Ты разбиваешь мне сердце.
— Да выслушай же меня! Больше всего на свете мне хотелось приехать, но Майда и Джон не позволяли.
— А вот это интересно.
Ей все-таки удалось привлечь его внимание. Кевин подошел ближе и остановился у старого дуплистого дуба.
— Письма начали приходить, когда тебе исполнилось семь.
Первое было написано печатными буквами на желтой линованной бумаге.
Она читала его столько раз, что бумага стала совсем ветхой, а строчки расплылись.
"Дарагая тетя Лили!
Я знаю что ты моя настаящая ма и очень тибя люблю. Не могла бы ты приехать ко мне. У миня есть кот Спайк. Ему тоже 7.
Любящий тибя Кевин.
Пажалуста не гавари моей маме что я написал это письмо. Вдруг она заплачит".
— За четыре года ты написал мне восемнадцать писем.
— Я действительно не помню.
Лили рискнула подступить к нему.
— Мы с Майдой заключили соглашение.
— Какое именно?
— Можешь поверить, мне было нелегко отдать тебя. Мы все обговорили. И я составила длинный список условий, на которых соглашусь расстаться с тобой. Им пришлось пообещать никогда тебя не шлепать, чего они, правда, и без того не делали бы. Я предупредила, чтобы они не запрещали тебе носить волосы любой длины и слушать современную музыку, даже самую идиотскую. Вспомни, мне тогда только исполнилось восемнадцать, — грустно усмехнулась она. — Я даже пыталась взять с них клятву купить тебе на шестнадцатилетие красный кабриолет. К счастью, они отказались.
Кевин нерешительно улыбнулся. Едва заметно, но Лили зажмурилась от счастья, боясь, что сейчас расплачется и все испортит.
— Но в одном я не уступила. Настояла, чтобы они позволили тебе осуществить свои мечты. Даже если эти мечты не совпадут с надеждами, которые они на тебя возлагали.
Кевин склонил голову набок. Его притворное равнодушие мигом исчезло.
— Они были против твоего увлечения футболом. Ненавидели спорт. И страшно боялись, что тебя покалечат. Но я напомнила им все клятвы, и они ни разу не попытались отговорить тебя. — Она опустила глаза, страшась встретиться с ним взглядом. — Но за это мне пришлось…
Послышались шаги. Лили покосилась на Кевина, ступившего в узкую полосу солнечного света.
— Ты о чем? — Судя по тону, он уже знал.
— Я дала слово никогда с тобой не видеться, — выдавила Лили. — Тогда еще не существовало такой вещи, как законное усыновление, а если и существовало, я мало что знала об этом. Мне объяснили, что так легко травмировать ребенка, и я поверила. Правда, они согласились открыть имя настоящей матери, когда ты станешь достаточно взрослым, и за эти годы прислали мне десятки снимков. Но при этом запрещали приезжать. Пока Джон и Майда оставались живы, у тебя была всего одна мать.
— Однажды ты нарушила обещание, — едва слышно выдохнул он. — Когда мне исполнилось шестнадцать.
— Это получилось случайно, — объяснила Лили и побрела к валуну, выраставшему из песчаной почвы. — Когда ты стал играть в футбол за школу второй ступени, я сообразила, что получила возможность посмотреть на тебя издалека. Вот и стала летать по пятницам в Гранд-Рапидс, чтобы пробраться на стадион. Стирала грим, одевалась проще и накидывала на голову шарф, чтобы не привлекать внимания.
Сидя на гостевой трибуне, я не выпускала из рук бинокля. Не поверишь, но я жила ради тех минут, когда ты снимал шлем.
Ты и понятия не имеешь, как я ненавидела эту штуку.
Хотя день был теплым. Лили бил озноб. Она то и дело нервно растирала руки.
— Все шло хорошо, пока ты не закончил школу. Как сейчас помню, это была последняя игра в сезоне, и я убедила себя, что ничего страшного не случится, если подъехать к дому.
— Я косил траву на переднем дворе.
Лили кивнула.
— Стояло бабье лето, светило солнышко, и ты был потный и уставший, как сейчас. Но я смотрела на тебя во все глаза и не заметила соседской машины, стоявшей у обочины.
— Ты поцарапала краску.
— А ты помчался на помощь. — Она зябко поежилась. — А когда понял, кто я, посмотрел с такой ненавистью…