Мое непослушное сердце

— Собираешься настучать старшей сестрице?

Молли трясло так, что она в гневе затопала ногами.

— Ты понятия не имел, достаточно ли здесь глубоко, и все же прыгнул!

— В последний раз глубины вполне хватало.

— И когда был этот пресловутый «последний раз»?!

— Лет семнадцать назад, — сообщил Кевин, переворачиваясь на спину, — но весна была дождливой.

— Кретин несчастный! Похоже, многочисленные сотрясения мозга и в самом деле выпрямили твои извилины!

— Но ведь я жив, не так ли? Из-за чего столько шума? — бесшабашно ухмыльнулся Кевин. — Давай сюда, леди Крольчишка! Вода теплая!

— У тебя в самом деле крыша поехала? Я не хочу разбиться.

Он снова повернулся на бок, сделал несколько ленивых гребков.

— Скажи лучше, что не умеешь нырять!

— Конечно, умею! Недаром девять лет подряд ездила в лагерь!

Его голос обволакивал ее, низкий бархатный баритон.

— Бьюсь об заклад, ты врешь!

— Ничего подобного.

— Значит, трусишь, леди Крольчишка!

О Боже!

В ее голове взвыла знакомая пожарная сирена.

Она даже не сняла босоножки, только оттолкнулась от края обрыва и бросилась вниз, заразившись его безумием.

И весь полет старалась не закричать.

Она ударилась о воду сильнее, чем он, и с куда более громким всплеском. Вынырнув, с удовольствием заметила, что он потрясен.

— Иисусе, — выдохнул он, словно в самом деле обращаясь к силам небесным. И тут же злобно заорал:

— Какого дьявола ты тут вытворяешь! Ты что, не в своем уме?

Вода оказалась такой холодной, что у Молли свело мышцы. Казалось, даже кости посинели.

— Вода ледяная! Ты мне соврал!

— Если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное…

— Ты меня подначивал!

— А если бы я подначивал выпить яд, у тебя и на это глупости хватило бы?

Непонятно, на кого она больше злилась: на него — за то, что втянул ее в эту авантюру, или на себя, легко проглотившую наживку. Молли с размаха шлепнула по воде.

— Во всем виноват ты! В присутствии других людей я веду себя как нормальный человек!

— Нормальный? — взвился он. — Именно поэтому ты спряталась в своей квартире, как улитка в раковине, но при этом стала больше похожа на червивое яблоко?!

— По крайней мере там я была в безопасности, и воспаление легких мне уж точно не грозило! — Ее зубы выбивали барабанную дробь, а мокрая отяжелевшая одежда тянула вниз. — Или по твоим понятиям подобные прыжки — лучшая терапия?

— Я не думал, что ты на такое решишься!

— Я ведь немного не того, помнишь? С тараканами.

— Молли…

— Спятившая Молли!

— Я не говорил…

— Значит, думал. Молли-тронутая Молли-шиза! Сбрендила! Съехала с катушек! Свихнулась! И все из-за какого-то пустякового выкидыша! — Молли поперхнулась. Она не хотела. Не собиралась даже упоминать об этом. Но та же сила, что заставила ее спрыгнуть с обрыва, теперь заставляла ее произносить эти слова.

Тяжелое молчание длилось почти вечность. И когда он наконец заговорил, Молли остро почувствовала его жалость.

— Нужно скорее выбраться из воды и согреться.

Он отвернулся и погреб к берегу. Она все же заплакала и поэтому не двинулась с места.

Кевин добрался до мелководья и, не выходя из воды, оглянулся. Вода доходила ему до пояса.

— Нужно выйти, Молди, — мягко позвал он. — Скоро стемнеет.

Ее ноги окончательно онемели, но холод не дошел до сердца. Рана, начавшая было заживать, открылась вновь. Ей хотелось уйти под воду с головой и больше не показываться на поверхность. Судорожно всхлипнув, она прошептала то, о чем поклялась никогда не говорить:

— Тебе наплевать, верно?

— Ты зря стараешься затеять ссору, — мягко заметил он. — Пойдем. У тебя зубы стучат.

Слова с трудом пробивали дорогу сквозь стиснутое слезами горло.

— Я знаю, тебе все равно. И даже тебя понимаю.

— Молли, не терзай себя.

— У нас была маленькая девочка, — бормотала она. — Я попросила их сказать мне.

Крошечные волны с тихим шелестом лизали берег. Его негромкий ответ долетел до нее по гладкой поверхности воды:

— Я не знал.

— Я назвала ее Сарой.

— Ты устала. Сейчас неподходящее время для таких разговоров.

Молли покачала головой. Взглянула на небо и сказала правду — не для того, чтобы обличить его, а просто желая объяснить, почему он никогда не поймет, что она испытала:

— Ее смерть ничего для тебя не значит.

— Я не думал об этом. В отличие от тебя для меня ребенок не был чем-то реальным.