Тайна Богов

Пан поглаживает бородку, словно очень доволен тем, что сказал.

– Ладно, – говорю я. – Давайте сюда ваше чудовище. Мы сразимся с ним и попытаемся победить. Мы уже убили огромную медузу, когда плыли сюда. Так что мы вполне разогреты.

– Испытание не в том, чтобы победить чудовище… Бог снова потирает подбородок, глядя на Афродиту.

– Испытание таково: я держу тебя, ты держишь меня, кто первый засмеется – проиграл.

– Что? Да в это в детском саду играют! – удивляется Орфей.

Вот теперь Пан больше не улыбается.

– Мы, сатиры, больше всего любим секс и юмор. Это не детские игры, а самые серьезные ценности, какие только могут быть.

– Что будет, если мы выиграем? – спрашивает Эдмонд Уэллс.

– Я укажу вам единственную дорогу, по которой можно подняться на гору.

– А если проиграем?

– Вы станете сатирами и останетесь здесь. Только богиня любви останется в прежнем виде, потому что она прекрасна. Но она станет моей сексуальной рабыней.

Я на секунду представляю себя с козлиными копытцами, целый день треплющим девок или повторяющим чьи-то слова. Все-таки какое-то ограниченное существование…

– Почему мы вообще должны проходить испытание? Мне отвечает Эдмонд Уэллс.

– Здесь, как и повсюду на Эдеме, древние мифические существа живут очень долго и страшно скучают. Поэтому любой гость – это повод поразвлечься.

– Совершенно верно! – говорит Пан.

– Это как в доме отдыха, – продолжает Эдмонд Уэллс. – Массовики-затейники давно знакомы между собой и надоели друг другу, а когда появляются туристы, это хоть какая-то возможность разогнать скуку. Особенно если скучать приходится тысячелетиями.

– Точно, – подхватывает Пан. – Это проблема богов. Бессмертие – штука отличная, но в конце концов надоедает. К счастью, время от времени появляются люди вроде вас и удивляют нас чем-нибудь. Удивите меня, и можете идти дальше. Я даже помогу вам. Итак, кто будет играть со мной?

– Я, – отвечает Афродита, – мне терять больше других.

Я не могу позволить ей этого. И я покорно произношу эти глупые слова:

– Нет, играть буду я.

И чтобы отбить у других охоту перебивать меня, я говорю то, чего ни в коем случае не должен был делать: Это будет просто, я помню все шутки раввина Мейера.

Бог Пан смотрит на меня и говорит:

– Играть будем завтра. А сейчас отдыхайте, вы выглядите… усталыми.

И снова щедро подливает нам свой напиток, миндальное молоко с привкусом лакрицы. Мы с наслаждение пьем его, тем более что мы голодны, а напиток кажется питательным.

Я смотрю на Пана и спрашиваю:

– Давно хотел задать вопрос. Почему сатиры все время повторяют чужие слова?

– А, это… Эту хохму я придумал 870 лет назад, а они все никак не остановятся. Но вы правы, я думаю, что это уже устарело. Пора сменить пластинку. Завтра я им скажу, чтобы перестали.

Царь сатиров поглаживает свою бороду.

– Но взамен нужно придумать что-то новенькое. Они не могут жить без шуток. А, вот, придумал! Пусть теперь говорят «шерстяной…» и рифму на конец услышанной фразы. Например: хотел задать вопрос – шерстяной нос.

– Но это снова совершенно дебильная детская шутка! – возмущается Орфей.

Пан встает. Его глаза сверкают от гнева.

– Конечно! Юмор – это детское развлечение, но я царь, и мне нравятся такие шутки! Шерстяные утки!

Я пихаю Орфея, чтобы он больше не спорил с царем сатиров.

Эдмонд Уэллс с любопытством спрашивает:

– Вы так любите юмор?

– Я уже сказал вам, для нас это почти религия. Секс и юмор. Хотите знать, до какой степени мы любим шутить? Знаете, что это за напиток, который вам так понравился?

– О, нет…

– Это сперма сатира!

Нас всех тошнит, а Пан ехидно добавляет:

– Шерстяная лира! Я же вам говорил, секс и юмор.

Пан хлопает в ладоши, и появляются несколько женщин-сатиров. Они отводят нас к домам, висящим на ветках, где для нас приготовлены комнаты.

Я оказываюсь с Афродитой на одной огромной деревянной кровати с толстым и мягким матрасом. На столе стоит еда, но мы не решаемся к ней прикоснуться, подозревая очередную шутку «дурного вкуса».

Я вынимаю из рюкзака шкатулку с Землей-18 и осматриваю ее, чтобы убедиться, что она не пострадала во время высадки.

– Ты все еще думаешь о ней? – сухо спрашивает Афродита.

– Ее зовут Дельфина.

– Она же маленькая, крошечная. Всего несколько микронов. Меньше коверного клеща!

– Разве это имеет значение?