Тайна Богов

Я падаю на спину, раскинув руки, с открытыми глазами.

На этот раз все кончено.

Гаснущим взором я вижу потолок и Жозефа Прудона, склоняющегося над моим трупом.

– Хр-р-р… я умираю…

– Тс-с-с… Молчи, маловерный. Я слышу, как он кладет револьвер на стол, снова берет сигару, щелкает зажигалкой. Он снова наклоняется надо мной, выпуская клубы дыма. Я с трудом пытаюсь произнести:

– Скажите Дельфине Камерер, что, умирая, я думал о ней.

Я закрываю глаза и чувствую, что истекаю кровью.

Проходит много времени.

Я все еще не умер?

Открываю глаза. Сначала один, потом другой.

Я все еще жив!

Поднимаюсь, опираясь на локоть.

Ошеломленно смотрю на дыру в своем пиджаке, на кровь, текущую ручьем. Пытаюсь зажать рану рукой. Прудон сидит, развалившись в своем кресле.

– Ты что, действительно ничего не помнишь? Не помнишь, что меня приговорили «оставаться бессмертным и понимающим все среди смертных и ничего не понимающих?» Тебя ведь приговорили к тому же самому.

Я вижу, как моя рана начинает зарастать. Чувствую, как проходит боль.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – говорит Прудон. – Я тоже сначала думал о том, что быть бессмертным неплохо. Я нырял в вулканы, прыгал с самолета без парашюта, играл на деньги в русскую рулетку, на войне всегда шел в атаку в первых рядах, иногда даже говорил другим: «Идите за мной! Это не страшно». Каким азартным становишься, когда понимаешь, что не можешь умереть… А потом я понял, что по большому счету это ничего не меняет. Мы приговорены к вечной скуке.

Он вставляет диск в видеоплеер. На экране снова появляется лицо Дельфины. Она оборачивается, ее черные волосы медленно летят вокруг лица.

– Ты любишь ее? Тогда готовься страдать, потому что она состарится, а ты всегда будешь таким, как сегодня.

Я встаю и сажусь напротив Прудона. Я начинаю его понимать.

– Это часть нашего наказания. Я и сам любил здесь многих женщин и пережил ужасные страдания, видя, как они превращаются в дряхлых, беззубых старух с трясущимися руками. И я принял единственно возможное решение: пользоваться, а не страдать. Как ты заметил, я постоянно обновляю ассортимент, чтобы у меня под рукой всегда было «свежее мясо». Я больше не трачу на это свою душу. Только любовницы, и ни одной любимой. Симпатичные девушки у меня в гостиной, правда? Можешь выбрать себе любую. Я люблю делиться.

Моя рана затянулась. Только пятна крови на рубашке и моих руках напоминают о том, что только что произошло.

– Мы боги. Осознаешь ли ты, наконец, какой властью обладаешь? Ну, и что ты теперь скажешь о союзе, который два ссыльных бога могут заключить на этой планете?

– Сожалею, но меня это не интересует.

Он раздраженно сминает сигару в пепельнице.

– Ах да, я и забыл… Дельфина! Твоя «великая земная любовь»! Это достойно уважения.

Я рассматриваю стол Прудона. Вижу знакомые изображения. Фигурки крыс.

– Они называют тебя Пророком. Значит, ты действительно создал религию, хотя раньше, в царстве богов, говорил «ни бога, ни господина»?

Сначала власть, потом разберемся. Все, кто меня знают, поклоняются мне. Новая религия, которую я создал, хороша тем, что дает разумные, обоснованные объяснения того, о чем остальные только бессвязно мямлят. Великий парадокс: лучший способ Доказать, что религия ведет в тупик, – создать собственную. Единственную, которая точно знает о том, что творится там, наверху. Ты же не станешь этого отрицать. Мы-то точно знаем, как там все устроено.

– Ты создал не религию, а секту!

– Пожалуйста, без оскорблений, Мишель. А потом, разве секта – это не та же религия, просто у нее пока не так много последователей, которые могли бы заставить остальных признать ее? Используя ненависть к дельфинам, я сумел объединить немало политических движений во многих странах. Даже черные, красные и зеленые флаги иногда выступали вместе во имя уничтожения дельфинов. Мало кому нравится твой народ. Самое забавное, что все их не любят по разным причинам. В бедных странных их считают слишком богатыми, в богатых – революционерами, которые хотят все поделить. Весь мир завидует им. Антидельфинье движение есть даже в странах, где нет дельфинов!

– Я думал, что анархия стремится освободить человека!

– Чтобы освободить его, сначала нужно обуздать его. Ты что-нибудь слышал о «народной диктатуре»? Красивый парадокс, не правда ли?

– Эдмонд Уэллс говорил: «большинство людей по своей природе великодушны, только мерзавцы устроены по-другому».