74  

Такие выступления возмутили следующего оратора, Вл. Гросмана: что за адвокатский тон? «Точно еврейство на скамье подсудимых!» Нужна более глубокая постановка вопроса: «Нет оснований отличать советский антисемитизм от антисемитизма в старой России», то есть действует всё то же неподавленное черносотенство, столь любезное русским. «Это вопрос не еврейский, а русский. Вопрос русской культуры».

(Но если он – столь русский, насквозь русский, коренно-русский, – тогда и исправить ничего нельзя? А взаимность – не нужна?)

Автор отчёта о диспуте С. Литовцев воззвал: «было бы необходимо привлечь к спору несколько честных людей, которые возымели бы мужество объявить себя антисемитами и чистосердечно объяснили бы, почему они антисемиты… Просто, без лукавства, сказали бы: «мне не нравится в евреях то-то и то-то…» А вместе с ними должны бы выступить несколько не менее искренних евреев с ответами: «А в вас нам не нравится то-то и то-то…» Можно быть абсолютно уверенным, что такой честный и открытый обмен мнений, при доброй воле к взаимному пониманию, принёс бы действительную пользу и евреям, и русским – России…»[553].

Тогда Шульгин отозвался: «Сейчас, в русской эмиграции, пожалуй, скорее надо иметь мужество, чтобы объявить себя филосемитом». Он ответил целой книгой, закавычив в названии вопрос Литовцева: «Что нам в них не нравится»[554].

Книгу Шульгина признали антисемитской, и предложенный «обмен мнений» не состоялся. А всё явственней катившая из Германии Катастрофа вскоре сняла все возможные диспуты.

В Париже создалось «Объединение русско-еврейской интеллигенции» – как бы попытка удержать связь между обеими культурами. И тут – обнаружилось, что «жизнь в изгнании вырыла пропасть между «отцами» и «детьми», они уже не понимают, что такое «русско-еврейская интеллигенция»[555]. – И с печалью констатировали отцы: «Возглавлявшие раньше мировое еврейство в области духовного творчества и национального строительства русские евреи сошли, как таковые, с общественной арены»[556]. До войны Объединение успело выпустить сборник «Еврейский мир»-1. По войне, кому удалось, перебрались за океан, там неутомимо создали «Союз русских евреев» в Нью-Йорке, выпустили «Еврейский мир»-2. Там же, уже в 60-х, «Союз» выпустил две «Книги о русском еврействе» – дореволюционном и пореволюционном. Тянуло их – оглянуться на ту прежнюю, уже отошедшую жизнь, в той, уже не существующей, России.

Все эти книги я с признательностью и уважением цитирую в нынешней своей.

Глава 18 – ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ

Советские Двадцатые годы, эпоха с неповторимым воздухом надолго – на несколько десятилетий – утвердилась в восхищении мировой либеральной общественности величием светлого социального эксперимента. Не всюду и доныне произошло отрезвление. А кто того отравного воздуха воистину глотнул – теперь уже почти ушёл с Земли.

Неповторимость воздуха была и в классовой лютости, и в обещательной радуге небывалого нового мира, новизне человеческих отношений, и в переломе всего хозяйства страны, быта, семейного строя; сдвиги социальные, миграционные, демографические – были и в самом деле колоссальны.

«Великий исход» еврейского населения в столицы – по разным, приведенным нами, причинам – начался в первые же годы коммунистической власти. Иные авторы-евреи описывают его категорично: «тысячи евреев кинулись из местечек и нескольких южных городов в Москву, Петроград, Киев навстречу «настоящей жизни»[557]; начиная с 1917 «евреи валом повалили в Ленинград и Москву»[558]. Еврейская энциклопедия даёт такие цифры: «сотни тысяч евреев переселились в Москву, Ленинград и другие крупные центры»[559]; «в 1920 в Москве проживало около 28 тыс. евреев, в 1923 – около 86 тыс., по переписи 1926—131 тыс., в 1933—226,5 тыс.»[560]. В полушутку говорили тогда в Одессе, что «пошла мода на Москву». – Лурье-Ларин, фанатичный и планомерный водитель «военного коммунизма», пишет: впервые годы новой власти местечки покинуло «не менее миллиона» евреев; к 1923 в крупных городах жило «уже… почти 50% всего еврейского населения Украины»; кроме того, с Украины и из Белоруссии был «отлив в РСФСР» (то есть в прошлом запретные «внутренние губернии»), в Закавказье и Среднюю Азию, и величина этого отлива – полмиллиона; при этом четыре пятых – в РСФСР, а каждый пятый переселенец – в Москве[561]. М. Агурский считает эти данные Ларина «существенно преуменьшенными». И указывает: эти демографические сдвиги затронули «коренные интересы русского населения»[562].

  74  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×