Мое сердце

Герцогиня Клевская добровольно согласилась на развод и таким образом избежала участи матери Елизаветы, Анны Болейн. Королева Кэтрин Парр избежала ужасного конца только благодаря тому, что Генрих Тюдор умер раньше ее. Да, Елизавета понимала, как тяжело женщинам в этом мире, где правят мужчины.

Однако Рэлей представил графа Брок-Кэрнского совсем не таким плохим человеком, а Велвет в конце концов неизбежно должна была выйти за него замуж. Помолвку твердо обговорили много лет назад и одобрили лорд и леди де Мариско. То, что шотландский граф приехал в Лондон с намерением познакомиться и расположить к себе Велвет, говорило в его пользу. Однако она не видела причин, почему он не мог подождать со свадьбой до возвращения родителей невесты. Это дало бы возможность Велвет побыть при дворе, сохраняя при этом всю законность ситуации, что казалось королеве удачным решением.

— Давай-ка я встречусь с этим джентльменом, Уолтер. — Королева любила произносить имя Уолтера Рэлея с протяжным девонширским акцентом. Многих своих приближенных она звала ласкательными именами. Так, Лестер был ее «глазами», Хаттон «ресницами», Сесил «душой».

— Я тотчас же приведу его к вам, ваше величество!

— Нет, пошли за ним кого-нибудь другого. Ты останешься со мной, — повелела она.

Рэлей обернулся к остальным кавалерам, следовавшим за ними в отдалении.

— Бэкон, — позвал он, — королева приказала, чтобы вы привели к ней лорда Гордона. Он гость графа Линмутского. Довольно высокий, с каменным лицом.

— Интересное описание, — заметила королева. — Он и правда такой каменный, этот шотландец?

— У него довольно приятное лицо, которое кажется вырубленным из гранита его родных утесов, — ответил Рэлей.

— У меня нет ни малейшего сомнения, что все придворные дамы будут добиваться его расположения.

Елизавета Тюдор хмыкнула на это замечание.

— Жаль, что он совсем отстал от моды, — продолжал Рэлей. — Его гардероб очень прост.

Королева рассмеялась и отступила на шаг, чтобы рассмотреть пышный, чуть ли не павлиний наряд самого сэра Уолтера Рэлея. Его камзол был расшит таким количеством золотых бусинок, жемчужин и топазов, что королева едва могла рассмотреть под ними материю. Рэлей, конечно, законодатель мод при дворе. Поговаривали, что он давно уже сделал бы своего портного богатым человеком, если бы только платил по счетам.

— Уо-олтер, — протянула она, — при моем дворе еще никогда не появлялось человека, который мог бы дать вам фору по части моды. Однако не сомневаюсь, что ваш граф понравится мне так же, как и всем этим распутным девкам при дворе. Но как же они будут разочарованы, когда обнаружат, что все его внимание целиком отдано только моей крестнице Велвет.

Они продолжали весело болтать еще несколько минут с фамильярностью, присущей старым и добрым друзьям. Затем внимание королевы переключилось на Энтони Бэкона, возвращающегося в компании необычайно привлекательного джентльмена. «Вот он какой, этот шотландский граф», — подумала Елизавета Тюдор и ощутила мимолетное сожаление, что она — не простая фрейлина, как Велвет.

Ей понравилась весьма приятная внешность молодого человека, прямой взгляд серьезных янтарных глаз. Она увидела в них твердость, преданность и надежность. Его сильные руки с длинными изящными пальцами были как будто созданы для того, чтобы держать меч. Это были руки мужчины, а не какого-нибудь мягкотелого хлыща. Он встретил ее изучающий взгляд спокойно, не трясясь, как заячий хвост. Елизавета Тюдор инстинктивно доверяла людям, которые смотрели ей прямо в глаза.

— Мадам, — сказал Рэлей, — позвольте представить вам графа Брок-Кэрнского, Александра Гордона, джентльмена, о котором я говорил.

— Добро пожаловать к моему двору, милорд, — спокойно проговорила королева. — Как поживает мой юный кузен Джеймс Шотландский?

— Я едва ли могу дать вам отчет из первых рук, — ответил Алекс, — ибо взял себе за правило не появляться при дворе Стюартов слишком часто. Дела моей семьи большую часть времени удерживают меня в Дан-Броке или Абердине, но я слышал, что король чувствует себя хорошо.

«Так вот она какая, эта Елизавета, которая приказала умертвить Марию Стюарт», — подумал Алекс. Как отличались друг от друга эти две женщины! Он, правда, никогда не видел покойной королевы шотландцев и знал о ней только из рассказов отца.

Ангус Гордон был ревностным приверженцем своей единоутробной сестры Марии Стюарт, но считал ее слишком опрометчивой женщиной, руководствовавшейся в своих решениях скорее чувствами, чем умом. Узнав о ее смерти незадолго до своей собственной кончины, отец устало покачал головой и сказал: