Дыхание богов

Между полуднем и двумя часами дня для того, чтобы зрители могли расслабиться, устраивали «Meridioni», публичные казни. Режиссеры старались, чтобы и уголовников казнили как можно более жестоко и зрелищно. Во время этой «интермедии» разносчики ходили между скамьями и торговали едой.

После перерыва возобновлялись гладиаторские бои.

Вечером, после того как проигравшие были добиты, зрители могли намочить хлеб в крови побежденных, перенасыщенной мужской энергией, – считалось, что это возбуждает чувственность.

Популярность римского цирка была так велика, что во многих других городах Италии также были спешно возведены цирки. Менее богатые города, которые не могли покупать атласских львов, довольствовались альпийскими медведями или, в крайнем случае, быками.

Однако казни с участием медведей и быков создавали некоторые проблемы – они длились намного дольше. Эти животные не привыкли охотиться на человека, поэтому они лишь ранили его вспарывали бок но не убивали.

Интересно, что первые христиане не выступали против подобных представлений и не сочувствовали гладиаторам. В нескольких текстах, осуждающих это зрелище, оно называется просто «бессмысленным развлечением».

Напротив, театр подвергся однозначному осуждению как нечестивое занятие. Актеров, и мужчин, и женщин, приравняли к проституткам. Перед смертью над ними не совершали соборования. Их не хоронили на христианских кладбищах.

Эдмонд Уэллс. «Энциклопедия относительного и абсолютного знания», том V

110. ЦАРСКИЙ ДВОРЕЦ

Зевс приводит меня в зал, в центре которого стоит золотая подставка с покоящимся на ней шаром диаметром в один метр.

Он предлагает мне рассмотреть его.

Я достаю анкх и склоняюсь над стеклянной оболочкой.

– Вот зрелище, которое нечасто увидишь, – говорит он.

Шар похож на сферу, внутри которой должна быть планета, но внутри ничего нет, только то, что я бы назвал «черным воздухом». Я дотрагиваюсь до шара, он ледяной.

– Прекрасно, не правда ли?

– Что это?

– Настоящее «Ничто», – объявляет Зевс. – Ни света, ни звука, ни тепла, ни материи, ни энергии. Это встречается чрезвычайно редко и потому необыкновенно ценно. Повсюду есть хоть что-нибудь. Немного газа. Немного света. Немного шума. Мечта. Идея. Мысль. А здесь – ничего, абсолютная тишина. Полная темнота. Место, где нет человеческой глупости, амбициозности богов, здесь даже нет воображения. Место, где даже я становлюсь бессильным. Пустая сцена, на которой может начаться любое представление. Ты представляешь себе, какой потенциал таит в себе это «Ничто»? Это чистота, достигшая апогея.

Зевс гладит шар, словно огромный рубин.

– И вот в чем парадокс. Когда у тебя есть все, то начинаешь желать… ничто.

Я замер.

– Ты скажешь: зачем мне шар, в котором спрятано «Ничто»? Я отвечу тебе. Чтобы создать новую вселенную.

Я начинаю понимать.

– Потому что вселенная может возникнуть только из ничего.

Я смотрю на черный шар.

Вспоминаю фразу из «Энциклопедии»: «Если Бог всемогущ и вездесущ, может ли он создать место, где бессилен и где его нет?»

Вот в чем проблема. Определяешь себя не только в силу того, что ты есть, но и в силу того, что тебя нет. Бог – это все, и он может определить себя через любое место во вселенной, где ничего нет.

Меня пробирает дрожь.

– Я пугаю тебя? Это хорошо, Мишель, страх божий важнее всего.

Я хочу заговорить, но у меня ничего не выходит. Красные глаза Зевса обращены ко мне. Его взгляд становится все напряженнее.

– Прежде всего, Мишель Пэнсон, я хочу знать, в чем можно почувствовать миропорядок. Ты знаешь индийскую символику цифр?

Я сглатываю, и наконец мне удается повторить вслух урок, который я давно выучил наизусть.

– О – космическое яйцо. 1 – минералы. 2 – растения живые. 3 – животные передвигающиеся. 4 – человек мыслящий. 5 – человек духовный, развивающийся. 6 – ангел любящий.

– А дальше?

– Я бы сказал так:

Бог-ученик – 7,1.

Химера – 7,3.

Младший бог-преподаватель – 7,5.

Старший бог – 7,7.

И, наконец, вы… – 8?

Зевс кивает.

– 8. Как знак бесконечности.

Зевс поглаживает сферу.

– В начале ничего не было. Потом появилась мысль.

Он открывает дверь слева, и мы выходим в длинный коридор, пол которого в шахматном порядке выложен черными и белыми мраморными плитами.