Дыхание богов

– Семьдесят восьмой и предпоследний – Мишель Пэнсон. Армия разгромлена, столица в руинах, народ рассеян. Ваши люди-дельфины повсюду в меньшинстве, рассеяны по всей земле, подвергаются гонениям. Гордиться, собственно, нечем.

Я бормочу:

– Мои ученые и художники приносят много пользы.

– Они служат другим народам, которые более или менее охотно терпят их. Ваша столица разрушена, и люди-дельфины станут рабами воинственных соседей. Это весьма серьезное поражение для народа, который всегда восставал против рабства и боролся за свободу личности.

Я не сдаюсь.

– Мои исследователи, караваны, корабли путешествуют по всему миру. В большинстве факторий говорят на языке дельфинов. Во многих странах это также и язык науки.

– Однако стоит вашим купцам встретить пиратов, как от них ничего не останется. Любой ваш ученый может погибнуть в обычной резне. Никто даже не заметит его гибели.

– Я выбрал знания, творчество и… мир.

После спора с Раулем я сомневаюсь, произносить ли вслух это слово, которое кажется мне сейчас несколько неуместным. Геракл останавливается передо мной.

– Плохой выбор. Вы должны были делать ставку на силу. Сначала нужно быть сильным, и только потом можно позволить себе роскошь выступать в поддержку благородных идеалов. Как говорил ваш коллега, присутствующий здесь Жан де Лафонтен, «у сильного всегда бессильный виноват».

Жан де Лафонтен смущен тем, что его цитируют в таких обстоятельствах. Он делает вид, что погружен в свои мысли. Нужно сказать, что его люди-чайки до сих пор не сделали ничего значительного. Они живут на краю другого континента и только-только начинают снаряжать корабли, чтобы начать торговлю с соседями.

Я ищу взглядом поддержки, но не нахожу. Играя в богов, управляя собственным народом, все поняли, что добродетели, которые внушали нам родители или школьные учителя, не имеют здесь никакой цены. Эдем выше добра и зла.

Я смотрю на Геракла, который, похоже, искренне желает, чтобы и я это понял. Он так же свободен от иллюзий, как Рауль.

– Вы не на последнем месте только потому, что ваши ученые, люди искусства и исследователи, хранят дух вашего народа, даже если им приходится жить под гнетом иноземцев. Им удается передать этот дух следующим поколениям. Они лишены родины, но живы благодаря тому, что жива их культура.

Последний раз взглянув на мой народ через увеличительное стекло анкха, Геракл говорит:

– Ваши книги, Мишель, единственная территория, где вы можете чувствовать себя в безопасности. Книги, праздники, предания, мифология, ваши ценности… У вас виртуальная родина.

– Моя культура достаточно сильна, чтобы возродиться где угодно, когда угодно, – утверждаю я, хотя сам слабо в это верю. – Генерал Освободитель смог так быстро собрать армию именно благодаря тем самым ценностям, которые имеют значение для всех думающих людей.

Геракл оценивающе смотрит на меня:

– Пусть так. Проблема в том, что вы исходите из того, что интеллектуалов, одержимых идеей свободы, большинство.

Зал разражается смехом. Я молчу.

– Постарайтесь увидеть мир таким, каков он есть, а не таким, как вам бы хотелось.

Мне нечего ответить на это.

– Исключается ученик, занявший последнее место: Этьен Монгольфьер и его люди-львы. Обратный отсчет 79 – 1 = 78.

Монгольфьер вскакивает:

– Вы ошиблись! Это невозможно!

– Вовсе нет, – отвечает Геракл. – Вы думаете только о праздниках, наслаждениях и оргиях. Даже ваша поэзия пришла в упадок.

Монгольфьер бормочет:

– Дайте мне немного времени, я исправлюсь.

– Ваши города вырождаются. Они сутяжничают из-за каких-то мутных историй об охотничьих угодьях или изменении русла ручья. Люди-орлы обложили их данью. Флот устарел. У вас слишком много людей, население выплескивается за границы ваших земель, при этом нет средств, чтобы начать захватническую войну и расширить территорию. Кто не идет вперед, оказывается в хвосте, господин Монгольфьер.

Монгольфьер стоит совершенно красный.

– Это не моя вина! Это из-за Мишеля!

Почему все они рано или поздно начинают меня ненавидеть? Возможно, потому, что не боятся меня. Если бы они оскорбили Рауля, его люди-орлы тут же напали бы на обидчика.

– Приняв людей-дельфинов Пэнсона, я позволил червю проникнуть в плод!

Он забыл все, что я сделал для него, так же как Клеман Адер и его люди-скарабеи. Все они рано или поздно убеждают себя, что всегда владели тем, что я им дал. С каждым новым поколением они преуменьшают мой вклад, чтобы избежать необходимости благодарить меня.