Розамунда, любовница короля

Розамунда рассмеялась. Боже, как просто и как восхитительно! Жаль, что она не имеет права никому ничего говорить! Но раз дядя Эдмунд запрещает, так тому и быть.

Выкрашенную шерсть распределяли между домами, где ее пряли на станках, стоявших в отдельных каморках. Таким образом, сырье не впитывало запахов дыма или еды и не подвергалось нагреванию, что могло испортить нежную окраску. Из длинных нитей ткалась тонкая и очень дорогая материя, на которую был большой спрос. Из нитей покороче валялся высокосортный фетр.

Розамунда изучила весь процесс и очень этим гордилась. Хью и Эдмунд, в свою очередь, гордились ею. Ребенок, которого они оба так любили, превращался в молодую женщину с неутолимой страстью к знаниям. Жаль только, что им больше было нечему ее учить.

Незадолго до ее тринадцатилетия, холодной зимой, Хью Кэбот сильно простудился, и выздоровление затянулось.

Именно этой весной Генри Болтон вдруг вспомнил о племяннице и заявился во Фрайарсгейт, впервые за несколько лет. Его сопровождал сын, пятилетний Генри. Странно, что он так точно выбрал время…

Розамунда не без основания заподозрила, что среди ее слуг есть доносчик.

– Узнай, – коротко приказала она Эдмунду.

Генри Болтон критически обозрел племянницу. Ничего не скажешь, уже не дитя. Высокая, стройная, лиф платья из синей шерсти тесно облегает упругие грудки. Черт возьми, как она налилась!

– Сколько тебе лет, девочка? – осведомился он.

– Добро пожаловать во Фрайарсгейт, дядя, – приветствовала Розамунда, приседая в элегантном реверансе. – Через несколько недель мне исполнится тринадцать.

И, сопровождая слова грациозным взмахом руки, пригласила:

– Зайдите в зал, я велю принести чего-нибудь освежающего.

Она повернулась и пошла вперед, указывая дорогу. Синие юбки соблазнительно покачивались.

– Как поживает тетя? – вежливо поинтересовалась она. – Долл, принеси вина дяде и сидра для его маленького сына.

Служанка поспешно удалилась.

– Я стану твоим мужем, девушка, – громко объявил мальчик. Розамунде он показался слишком маленьким для пятилетнего ребенка. Он и в самом деле походил на мать: светлые волосы, голубые глаза и бычий лоб. В нем не было ничего от Болтонов, кроме упрямо торчащего подбородка, весьма сильно напомнившего о дяде Генри.

– Меня зовут Розамунда. Я твоя кузина, и у меня уже есть муж, – напомнила она.

– Муж, который умирает, – нагло заявил мальчишка. – И ты, и Фрайарсгейт скоро перейдут ко мне!

Он стоял, расставив ноги и злобно пялясь на нее.

– Он дурно воспитан, дядя, – заметила Розамунда, игнорируя Генри-младшего. – Неужели ты не порешь его?

Впрочем, это и так ясно.

Она уселась у камина, жестом приглашая дядю сделать то же самое.

Застигнутый врасплох холодным обращением, Генри Болтон тяжело плюхнулся на стул.

– Парень просто чересчур боек, вот и все, – оправдывал он сына. – Когда-нибудь вырастет хорошим человеком! Вот увидишь!

– Возможно, и увижу. Ну а теперь, дядя, расскажи, что привело тебя во Фрайарсгейт? Прошло много лет с тех пор, как мы виделись в последний раз.

– Неужели я не могу навестить свою племянницу после долгой разлуки и привезти юного Генри, чтобы он познакомился с будущей женой? – обиженно запротестовал Болтон.

– Ты ничего не делаешь без причины, дядя. Это я усвоила едва ли не с детства. Ты не был здесь бог знает сколько времени, считая, что Хью присмотрит за всеми делами и позаботится о поместье. Теперь же, узнав о болезни моего мужа, сразу примчался, захватив с собой избалованное отродье, дабы увидеть своими глазами, что творится в этом доме, – резко парировала она.

– Думаю, это тебе необходима хорошая трепка, Розамунда! – прорычал Генри. – Как ты смеешь говорить со мной подобным тоном?! Я твой опекун.

– Ты отказался от своих прав, когда выдал меня замуж, – отрезала она.

– А когда твой муж умрет, ты снова станешь моей подопечной, – пригрозил Генри, – так что лучше тебе прикусить язычок, пока не поздно. Я привез с собой брачный контракт, и ты его подпишешь. Когда придет время, на нем поставят дату, но твоя подпись появится сегодня. Не позволю, чтобы кто-то украл тебя и Фрайарсгейт у меня из-под носа после того, как я был так терпелив!

– Я ничего не стану подписывать без разрешения мужа, – отказалась Розамунда. – Если попытаешься принудить меня, я пожалуюсь церкви. Вряд ли святые отцы одобрят твое самоуправство, дядюшка. Я больше не тот перепуганный покорный ребенок, которого можно сломить угрозами. А, вот и вино. Выпей, дядюшка. Ты выглядишь положительно взволнованным и побагровел, как вареная свекла.