– Никогда раньше не видела такой кровати, – прошептала Розамунда Инее.
– Потому что она одна в своем роде, – пояснила та. – Поверх набитого шерстью матраца положили перину. Простыни – из тончайшего батиста, а их края вышиты монахинями с острова Мадейра. Валики и подушки набиты пухом.
Покрывало – из алого бархата, отороченного горностаем, вышитое золотыми коронами и гербами королевы. Такой же узор и на балдахине, и на прикроватных занавесях, хотя они сшиты не из бархата, а из атласа и отделаны золотисто-голубой с красновато-коричневым оборкой. Видите алую шпалеру на буфете и крестильную купель, на случай если ребенок родится слабым и потребуется немедленно его окрестить?
– Не дай Бог! – воскликнула Розамунда, осеняя себя крестом и вспомнив о своем маленьком сыне.
Инее кивнула и тоже перекрестилась.
– И разумеется, – добавила она, – в конце комнаты воздвигнут маленький алтарь, чтобы королева могла молиться.
– А где родильный стул? – полюбопытствовала Розамунда.
– Здесь, при дворе, мы называем его стулом стенаний.
Таковой, конечно, есть, но, подозреваю, королева им не воспользуется. Поза, в которой женщина сидит на стуле, непристойна, а королева превыше всего ценит достоинство.
– В родах вообще нет ничего величественного, – покачала головой Розамунда, подумав о своем родильном стуле.
Мейбл хлопотала вокруг нее, а Оуэн держал за руку, несмотря на все попытки Мейбл прогнать его из комнаты.
Рядом бродили кошки и терлись боками о ее ноги, словно выражая сочувствие. Собаки лежали у огня и тихо ворчали.
До чего же не похожа эта простая обстановка на душную, затянутую алым комнату, где королева Англии корчилась в муках, рожая свое дитя.
Как и предсказывала Инее, королева не воспользовалась родильным стулом. Скромно одетая в сорочку тонкого голландского полотна и двойные нижние юбки, она лежала на тюфяке, рядом с гигантской кроватью, окруженная дамами, что давало некоторую иллюзию уединения. Церковь запрещала давать роженицам обезболивающие настои, но из Вестминстерского аббатства принесли пояс Святой Девы и святые мощи, которые, по преданию, облегчают боли при родах, и Екатерина утверждала, что они ей тоже помогли, и благодарила Господа за милость.
Наконец, уже под утро, ребенок появился на свет и оказался сыном и наследником, о котором так отчаянно молилась королевская чета. Королева рыдала от облегчения и немедленно велела уведомить короля. С верфи у лондонского Тауэра салютовали пушки, и все церковные колокола начали звонить в честь рождения нового принца. Король и двор ликовали. На улицах жгли костры. Лорд-мэр Города приказал выкатить на улицы бочки с вином, и лондонцы пили за здоровье наследника. Король щедро наградил повитуху и благосклонно выслушал поздравления компаньонов.
Новорожденного, которого должны были назвать Генрихом, как и отца, завернули в свивальники и накрыли алым бархатным покрывалом, отделанным золотой парчой и горностаем. Деревянная колыбель длиной пять футов и шириной два была украшена серебром. Такие же пряжки пристегивали принца к краям колыбели, чтобы он не смог повернуться.
– Колыбель, в которой его станут показывать знатным посетителям, еще больше, – сообщила Инее.
Розамунда только головой покачала. Ее дети лежали в простой дубовой колыбельке с маленькой периной, под овечьими шкурами. Сможет ли несчастный принц дышать? Уж очень туго его спеленали!
Королеву перенесли на парадную кровать и одели в мантию алого бархата. Перед этим с нее смыли следы крови, заплели густые волосы в косу и украсили жемчугом. Отец Диего, первый мужчина, допущенный к королеве после родов, отслужил мессу у маленького алтаря.
– По всему Лондону поют благодарственные гимны Господу и Пресвятой Богородице, прославляя вас и принца, – заметил он.
Вошедший король поздравил жену и с просветленным лицом посмотрел на сына.
– Я снова отправлюсь в Уолсингем, как обещал Богородице, – сказал он Екатерине, – и вернусь пятого января, к крестинам нашего сына. Крестными родителями я выбрал архиепископа Уорема, графа Суррея, и моих тетку с дядей, графа и графиню Девон. Его августейшими покровителями будут король Людовик Французский и герцогиня Савойская, Маргарита Австрийская, дочь императора. Но все это мы уже обсуждали ранее, дорогая жена.
– Все будет, как вы пожелаете, супруг и повелитель, – послушно ответила Екатерина.