– Вы убили Феншэ? – спрашивает Исидор.
«Здесь не вы задаете вопросы, месье. А я. Что вы знаете о том, что происходит в больнице?»
– Они знают все. От них надо избавиться, – говорит Наташа.
«Физическое насилие – последний аргумент слабых», – мысленаписал Жан-Луи Мартен.
– Тогда что с ними делать?
Глаз с экрана перемещается на журналистов. Исидор с вызовом отвечает.
– Глаз смотрел из могилы… – декламирует он.
«Вы ошиблись книгой, – парировал больной LIS. – Никто – из легенды об Одиссее, а не из Библии».
– Вы видите себя Одиссеем? – насмешливо продолжает Исидор.
Лукреция не понимает провокации своего друга. Глаз моргает.
«А я и есть Одиссей. Только вместо того, чтобы исследовать побережье Средиземного моря, я роюсь в тайнах мозга, пытаясь отыскать источник человеческого разума».
– Нет, – говорит Исидор, – вы не Одиссей.
– Что? Что на вас нашло? – удивляется доктор Черненко.
«Пусть говорит!» – откликнулся Жан-Луи Мартен.
Исидор набирает воздуха и выдает:
– У вас только один глаз. Значит, вы не Одиссей, а, скорее, Циклоп.
Молчание. Даже Лукреция изумлена самоуверенностью своего коллеги.
Во что он играет? Вот уж подходящий момент хитрить!
«Я Одиссей».
– Нет. Вы Циклоп!
«Одиссей! Я герой».
– Циклоп. Вы злодей.
«Вы заблуждаетесь!»
Ошарашенные перепалкой, ни Наташа, ни ее мать не осмеливаются вмешиваться.
140
Как он может! Какая наглость! Я не злодей! Я – Одиссей. А они – ничто.
А! Я слышу, что ты мне шепчешь, Афина. Это провокация, я не должен попасть в ловушку. Как в шахматах: когда один игрок нападает, преимущество оказывается у него, а защищающийся становится предсказуемым.
Этот журналист очень силен, должно быть, он тоже умеет играть в шахматы. И он знает психологию. Он переступил через свою жалость к такому несчастному инвалиду, как я. Он преодолел свою ненависть к противнику и свободно манипулирует мной. Он талантлив. Несколькими хорошо подобранными словами он вновь разбудил ребенка, спрятанного в глубине моего разума. Я говорю с ним, как с теми мальчишками, которые провоцировали меня во дворе детского сада.
Не впадать в панику, вызванную нападением. Не позволять эмоциям переполнить меня. Оставаться хозяином своего мозга. Не ненавидеть его. Этот человек задел меня, но я остаюсь спокойным, сильным, честным.
Я вижу, как он оскорбляет меня, вижу, как он мне вредит, но этот вред – стрела, которую я остановлю в полете, прежде чем она меня настигнет.
Ты хотел причинить мне зло, а я плачу тебе добром. Вот в чем моя сила. Спасибо за науку, Афина. Ведь знаю, что следующими властителями будут властители разума. Но все же так просто он не получит вознаграждения. Я дам ему его, только если он окажется достойным.
141
На экране появляется линия, которая, добежав до края, стекает вниз, словно дождевая вода в желобок. Он думает быстро. И быстро пишет…
«Раз я Циклоп, я подвергну вас испытанию. Если вы преодолеете его, то станете преемниками Феншэ и получите самое высокое вознаграждение, о котором может мечтать человек. Доступ к Последнему секрету».
Доктор Черненко и Наташа не могут скрыть разочарования.
– Вот уже несколько месяцев мы проводим тесты, чтобы отобрать лучшего из нас, того, кто будет достоин получить доступ к Последнему секрету, а ты предлагаешь его незнакомцам! – возмущается топ-модель.
«Я стараюсь, чтобы моя мораль, как и интеллект, была совершенной. Значит, в будущем я обязан себя показать. Я пытаюсь представить, каким будет хороший человек будущего, – отвечает Жан-Луи Мартен. – Человек с еще более сложным, хорошо развитым серым веществом. Предполагаю, он будет мало чувствительным, способным преодолевать первые реакции, способным на прощение, неподвластным основным эмоциям. Он превзойдет свой мозг млекопитающего и станет наконец свободным разумом».
Наташа и ее мать ошеломлены, но они позволяют больному LIS развивать его доводы.
«Хороший человек будущего будет способен вести себя так, как я сегодня. Отдать своим противникам самое лучшее, что у него есть…»
Оба журналиста уже и не знают, что думать.
– Гм… это любезно, но бесцеремонно. К тому же трепанация, знаете ли… – запинается Лукреция.
«Тем не менее во мне еще жив человек настоящего. И я не остановлюсь перед тем, чтобы чередовать морковку с палкой. Поймите же, мы не можем выпустить вас, чтобы вы разболтали о том, что узнали. Это значит подвергнуть опасности наши проекты, а они имеют большую ценность, чем ваша жизнь. Итак, если вы преодолеете испытание, то вкусите полный восторг и обретете свободу. Если же нет, я оставлю вас здесь. Санитары впрыснут вам успокоительное, и, усыпленные лекарством, вы забудете обо всем. Сначала вас заключат в блок для особо опасных, а затем, позже, когда ваш мозг напрочь уничтожит даже слабое желание сбежать, пристроим вас к гебефреникам. Вы станете покладистыми. И останетесь с нами очень надолго, на всю жизнь, и люди в конце концов о вас забудут. Потому что в психиатрические лечебницы никто не пойдет. Это современные „каменные мешки“. Я знаю, я сам в нем».