Последний секрет

– О, я поняла. Каким-то образом убийца узнает фобию своих жертв.

– Если у человека фобия, реальная опасность разрастается до панического страха, который может вызвать смерть. Я читал в энциклопедии такую историю: моряк, запертый в холодильнике, умер от холода, потому что верил, что замерзает. Он описал свою агонию, куском стекла вырезая на стенах свои ощущения. Он якобы чувствовал, как замерзают его конечности. Однако по прибытии, когда обнаружили его труп, установили, что система охлаждения была отключена. Моряк верил, что замерзает, и это убеждение его убило.

– Гм… Сила мысли, способность воздействовать на себя.

Лукреция перечитывает свои заметки.

– Надо определить фобию Феншэ, и тогда мы узнаем, как его убили.

Исидор рассматривает подбородок Жиордано.

– С той небольшой разницей… – добавляет он.

– Какой, Шерлок Холмс?

– В лице. У Жиордано оно застыло в абсолютном страхе, в то время как лицо Феншэ выражало скорее… абсолютный восторг.

32

С каждой секундой становилось все больнее.

После кошмарного сна Жан-Луи Мартен был грубо разбужен обоими санитарами. Старший открыл его сухое веко и посветил в глаз фонариком, чтобы удостовериться, что сетчатка реагирует.

– Надеюсь, этот овощ засунут в холодильник, – пробормотал он.

– Что за холодильник? – спросил другой.

– Специальное отделение, куда отправляют таких, как он, чтобы они больше никому не мешали, – снова заговорил старший. – Но его надо еще сильнее изувечить, чтобы его сочли совершенно «увядшим».

Правый глаз Жана-Луи Мартена округлился от ужаса. На мгновение он подумал, что санитары собираются отключить его от аппаратов.

– Тебе, наверное, уже надоело лежать в темноте?

Старший заменил обычную лампу лампой в сто ватт.

Потолок стал ослепительным. В ярком свете пятно исчезло. Жар от лампы иссушал роговицу Жана-Луи Мартена. Веко не было достаточной защитой против столь мощной силы. Слезы текли не переставая.

Глаз горел. Спустя время оба санитара явились вновь.

– Ну что, овощ, теперь ты начинаешь понимать, кто устанавливает правила? Ответь, один раз – «да», два – «нет».

Два.

– А! Господин строит из себя храбреца. Отлично. Ты наказан еще только наполовину. У тебя работают лишь два органа: глаз и… ухо. Почему бы не покарать тебя еще и через ухо.

Они нахлобучили на него наушники, из которых звучала одна и та же песня, последний хит Греты Лав «Чтобы ты меня полюбил».

В этот момент Жана-Луи Мартена охватила ненависть. Впервые этот порыв был обращен против других, а не против него самого. Жан-Луи Мартен был в бешенстве. Ему захотелось убить. Первым делом этих двух санитаров. А потом Грету Лав.

На следующее утро глаз и ухо горели. Остатками разума, не замутненными гневом, Жан-Луи Мартен пытался понять, почему эти два типа, которых он не знал, причиняют ему столько зла. Он решил про себя, что такова природа человека – не любить ближнего своего и получать удовольствие от его страданий. И в это мгновение он превозмог свою ненависть и захотел изменить все человечество в целом.

Через день «неумелые» санитары уронили Жана-Луи Мартена на линолеум, и перфузии, воткнутые в его предплечья, натянулись и лопнули. Истязатели поставили несчастного вертикально.

– Ну и негодяй же ты! – сказал младший из санитаров.

– Я считаю, что всех их надо умертвить. «Овощи» дорого обходятся обществу, они занимают постели, которые можно было бы использовать для более перспективных больных. Именно так. Раньше таких людей оставляли умирать, но теперь, с «движением прогресса», как они говорят, их жизнь поддерживают. Даже несмотря на то, хотят того они сами или нет. Я уверен, если бы этот бедняга мог высказаться, он бы попросил смерти. Да, мой дражайший овощонок? Тебя пожарить или сварить?

Санитар потянул его за волоски в ушах.

– Кроме того, кому он нужен? Даже его семья к нему больше не приходит. Этот тип всем только мешает. Но мы ведь живем в социуме всеобщей трусости, в котором предпочитают оставить паразита в живых, нежели отважиться от него избавиться.

Он снова сделал неловкое движение, и Жан-Луи Мартен с глухим шумом упал лицом вниз.

Дверь отворилась. Появился доктор Самюэль Феншэ, который в этот раз пришел пораньше. Он сразу же понял, что происходит. Доктор бросил сухо:

– Вы уволены! – Затем повернулся к своему пациенту. – Думаю, что у нас есть о чем потолковать, – сказал он, укладывая больного.