Последний секрет

Прежде чем санитар успевает закрыть дверь, она бьет ему ногой в подбородок, отчего ее пурпурное платье сразу разрывается; неподвижный санитар падает на землю.

Она надевает туфли, хватает бутерброд с маслом, заглатывает его на бегу и ныряет в коридор. Разжеванный хлебный мякиш, смоченный слюной, превращается в шарик, который спускается в пищевод и попадает в желудок. Желудочные соки разлагают его. Далее смесь спускается в кишечник, где энзимы извлекают из муки сахар. Он пересекает кишечную стенку и распространяется по венам. Затем сахар попадает в голову Лукреции. Ее мозг никогда еще не работал с таким удовольствием. Напитанный сахаром мозг в активном теле. Она чувствует все свои просыпающиеся доли. Первый мозг, мозг рептилии, контролирующий жизненные импульсы, наслаждается малейшим дуновением сквозняка, малейшим соприкосновением ее ног с поверхностью пола, просто видом коридора.

Лимбический мозг, который есть только у млекопитающих, – отвечает за память и обучение – пытается запомнить каждое пройденное ею место, оценить помещение, укрыться при малейшем шуме.

Наконец, кортикальный мозг вырабатывает план выхода из этого ада.

Все есть стратегия.

Анализ, синтез, логика, хитрость. Она готова действовать, чтобы выбраться отсюда.

Второй хлебный шарик, который спускается в пищевод, предназначен для питания мышц ног, тоже настойчиво этого просящих.

Она крадется вдоль стен, чтобы не быть замеченной камерами наблюдения.

77

Фрейд был слегка взволнован.

Феншэ и Мартен решили провести несколько испытаний, чтобы понаблюдать, на что способна мышь ради того, чтобы коснуться рукояти, которая дает разряд в зону под названием Последний секрет.

Доктор Феншэ поместил в своей лаборатории камеру, чтобы Жан-Луи Мартен мог за всем следить. Взамен тот сообщал ему свои замечания.

Сперва мышь заметила в глубине прозрачного лабиринта рукоять и понеслась в этом направлении.

78

Она проникла в кабинет в задней части здания. Она видит, что за окном еще ночь. Солнце пока не встало. Этим нужно скорее воспользоваться. Часы показывают 6 часов. Все спят. У нее есть немного времени. Она пытается позвонить, но это всего лишь внутренний телефон. Не стоит мечтать: не предполагалось, что больные будут общаться с внешним миром.

Мой мобильник в ящике стола.

Она хватает проволоку и принимается взламывать замок.

79

Первое испытание – дверца, створки которой связаны узлом, который требовалось разорвать. Мотивированная видом рукояти, мышь лапами и зубами последовательно рвала нити.

80

Замок поддается, и она быстро достает свой мобильный. Она пытается позвонить Исидору, но аппарат не работает – разрядилась батарейка.

Она замечает шкаф с картотекой. На карточках имена всех больных, которые лечились здесь: от булочника до мэра, от почтового служащего до владельца многомиллионного состояния, чьи яхты стоят на якоре в порту Канн. Столько людей когда-то прошли через Святую Маргариту.

На каждой карточке сверху фотография, рядом с фотографией анкета, заполненная вручную. Вопросы по поводу страхов, надежд, разочарований, травм.

Графа гласит: «Расскажите о самом тяжелом моменте, который вы пережили в возрасте до десяти лет».

Выходит, у них в распоряжении оказывается знаменитый первоначальный рычаг, о котором говорит Исидор, – детская травма, которая может стать как тормозом, так и движущей силой.

Она с увлечением продолжает перебирать карточки. Она видит перед собой озабоченных людей, которым не удается принимать себя такими, какие они есть, и чьи шансы сломаться увеличиваются, если они задаются вопросами.

Иногда ум – наша слабость. Как если бы, – говорит она себе, – увеличили мощность двигателя, а водителю вдруг не удалось справиться с управлением. Чем сильнее мотор, тем больше они боятся и тем чаще попадают в аварии. Может быть, мы слишком умны. Может быть, мы должны перестать развиваться и поставить точку.

Эта идея внезапно кажется ей самой варварской: отказаться от быстрого и неуклонного роста человеческих возможностей, чтобы лучше их понять.

Мы передаем наш интеллект машинам, как теплый батат, который жжет пальцы. Избавляемся от него, потому что не умеем им управлять. Эйнштейн говорил, что мы используем только десять процентов нашего мозга, но, возможно, это уже чересчур.