Филиппа

— Раны Христовы, я животное, — простонал он. — Совсем не подумал о тебе. Только о собственном наслаждении. Прости меня, Филиппа.

Она негромко рассмеялась:

— Криспин, не знаю, подобает ли истинной леди признавать, что, несмотря на всю поспешность соития, я тоже получила удовольствие.

— Значит, ты хотела этого?

— И очень, милорд. Мне так не хватало нашей близости! Но сначала следует вымыть друг друга, чтобы спокойно лечь в постель и продолжить наши восхитительные игры. Потом мы должны поесть и, вероятно, снова обниматься, если, разумеется, ты не слишком устал от путешествия, — уколола она, разжимая обвившиеся вокруг шеи мужа руки.

— Мадам, вы поистине меня поражаете, — радостно объявил он.

— Я вымою тебе голову. Хотя Люси не нашла никаких подозрительных насекомых в моих волосах, кто знает, что вы привезли с собой, милорд, — строго сказала она, принимаясь за работу. Закончив, она взяла мочалку и стала оттирать его спину, плечи и руки. Потом намылила мягкую тряпочку и провела по широкой груди, после чего облила его водой и объявила, что все в порядке. — А теперь выходи и позволь мне домыться самой. Полотенца уже согрелись.

Он повиновался и, выйдя из чана, завернулся в полотенце, жадным взглядом окинув видневшиеся над водой вершинки грудей. У него горели губы от нетерпения поскорее припасть к этим соблазнительным холмикам, но он старательно вытер волосы и снова обернул полотенцем чресла. Тонкая ткань не скрывала восставшей плоти, и вожделение продолжало пожирать его заживо. Он никогда не хотел женщину так, как желал Филиппу. Филиппа, его обожаемая маленькая женушка! Филиппа, зажегшая огонь не только в его теле, но и в сердце! Но как он мог сказать ей об этом, когда она ничем не показывала, что делается в ее душе? Она мила, хоть и не всегда бывает послушна. Верна церкви и горяча в постели. Но никак не обнаруживает своих чувств, хоть и отдается ему со всем пылом.

— Подожду тебя в спальне, — пробормотал он, исчезая в соседней комнате.

— Я недолго! — крикнула она вслед. Пресвятая Дева! Как он страстен! Неужели все мужчины таковы?

И Филиппа вдруг поняла, что должна как можно скорее ехать во Фрайарсгейт. Если он так ласкает ее, почему не любит? А если любит, почему не признается?

Еще один вопрос для матери. Но Розамунда непременно разрешит ее сомнения.

Она ступила на пол и принялась тщательно вытираться, затем села у огня и стала сушить волосы. Расчесала до блеска и только после этого направилась в спальню.

— Стой! — приказал он, едва она показалась на пороге. — Я хочу хорошенько рассмотреть тебя, малышка. Ты просто возмутительно красива, Филиппа!

Она покраснела под его взглядом, но смело сжала протянутую руку. Он уложил ее на постель и стал целовать. За окном блеснула молния, и Филиппе показалось, что молнию высекло соприкосновение их губ, никак не хотевших разняться. Застывших в горячем влажном поцелуе, накал которого все возрастал, по мере того как ее холмики все теснее прижимались к его широкой гладкой груди. Она не помнила, как оказалась на нем, запутавшись пальцами в его волосах. Он сжимал ее крепко, до беспамятства. Она ощущала, как нужна ему в этот момент, как прекрасно все, что происходит между ними.

Прошло немало долгих минут, прежде чем она отстранилась. Губы болели и распухли.

Он поднял ее так, что она оказалась сидящей верхом на муже, придавив милой маленькой попкой его воспаленную плоть. Криспин стал ласкать ее груди — идеальные полушария, созданные для наслаждения. Он сжал один холмик и припал губами к крохотному соску. Филиппа слегка вздрогнула. Криспин взял сосок указательным и большим пальцами и стал потирать, пока не превратил его в маленький тугой бутон. Чуть ущипнул, и она застонала. Криспин взглянул в ее искаженное гримасой экстаза лицо. Потом снова стал играть с ее грудками.

Филиппа вздохнула, но Криспин продолжал молчать, зная, что сделает сейчас. И давно пора. После месяца целомудренной жизни она будет готова к новому наслаждению.

— Ложись, малышка, — тихо велел он. — Ложись, и я дам тебе невиданное блаженство. И не бойся, Филиппа. Я никогда не причиню тебе боли.

Ее сердце забилось сильнее. Неизведанное пугало ее, но до сих пор каждое открытие не давало ничего, кроме наслаждения.

Она послушно легла. Он поднял ее ноги. И она почувствовала, как он подкладывает под ее попку подушку. Что он делает?

Но ее глаза оставались закрытыми.