Филиппа

— Почему же, говорили, — пожала она плечами. — Но королева никогда не позволяет королю выиграть без боя, а довольно часто и побеждает. Я всего лишь следую ее примеру, милорд. Пойми, я не была и не буду одной из безмозглых особ, гордящихся отсутствием ума и хихикающих над последними сплетнями!

— Это мне хорошо известно, но иногда женщина, наслаждающаяся ощущением своего интеллектуального превосходства, упускает очевидное. Шах и мат, дорогая графиня! — торжествующе улыбнулся он, беря ее короля.

Филиппа с открытым ртом воззрилась на него, но тут же, разразившись смехом, захлопала в ладоши.

— Склоняюсь перед вашим умом, милорд! И начинаю видеть в вас куда больше, чем предполагала!

— И тут вы совершенно правы, мадам, — многозначительно произнес он и, встав, потянулся. — Нам давно пора ужинать, ибо нельзя вечно избегать неизбежного.

Он взял ее за руку и повел к высокому столу, где галантно отодвинул стул.

— Садись, дорогая жена. Мы должны быть благодарны, что у лорда Кембриджа хватило деликатности оставить нас одних. Вряд ли кто-то из нас смог бы вынести грубость пьяного веселья, обычно сопровождающего укладывание в постель жениха и невесты.

Филиппа, покраснев, молча кивнула, отрезала несколько ломтиков говядины и каплуна и поставила перед мужем. Ее собственный аппетит вдруг пропал при упоминании о наступающей ночи. Она молча налила два кубка густого ароматного красного вина.

Граф, однако, ел с удовольствием, хотя заметил, что она неохотно откусила маленький кусочек каплуна и одним махом выпила полкубка вина. Бедняжка боится. И как боится! Филиппа, разумеется, девушка. Ему не слишком нравилась мысль лишить невинности робкую девственницу, но брак должен быть осуществлен именно в эту ночь. Пусть об этом не было сказано ни слова, но лорд Кембридж наверняка захочет увидеть доказательство потерянной добродетели, чтобы сообщить об этом семье.

Он осушил свой кубок. Предстоящая ночь должна стать венцом его дипломатических и стратегических способностей. Криспин сильно на это надеялся.

Глава 13

После ужина слуги убрали со стола, но молодожены продолжали сидеть. Долгое неловкое молчание воцарилось в зале. Наконец граф сказал тихо, но не допускающим возражений тоном:

— Думаю, нам пора, дорогая. Я останусь в зале, пока Люси не скажет моему слуге, что ты готова лечь.

Он поднялся и, взяв ее за руку, помог выйти из-за высокого стола. Поцеловал ледяные пальчики, поклонился и прошептал:

— Даже мое терпение имеет границы, Филиппа.

Девушка послушно опустилась в реверансе, но от лица отлила краска, и, вставая, она слегка покачнулась. Граф хотел ей помочь, но она, глубоко вздохнув, выговорила:

— Постараюсь не заставлять вас ждать, милорд.

И, повернувшись, поспешила прочь. Почти взлетела по лестнице, ворвалась в комнату и остановилась как вкопанная.

— Люси! Что тут случилось?

— Лорд Кембридж велел заново обставить эту комнату, после того как вы уехали в церковь, а потом обедали и гуляли в саду. Строго-настрого велел все приготовить и сказал, что вы с мужем должны начать свою жизнь с чистого листа. И еще добавил, что вы не должны помнить спальню своей юности как место, в котором провели брачную ночь. Хотел, чтобы здесь все изменилось.

Филиппа огляделась. Куда подевались розовые бархатные драпри, свисавшие с окон и кровати? Когда-то это была комната матери, а потом стала принадлежать ей. Старую кровать вынесли и заменили новой, достаточно просторной для двоих, а драпри и ковры теперь были темно-красными. Бархатные занавеси кровати держались на сверкающих медных кольцах.

— Что ж, — усмехнулась Филиппа, — он добился своей цели, но мне больше нравился розовый цвет.

— Он уже выцвел и поблек, миледи. А это такие богатые занавеси!

— Только на одну ночь, — тихо обронила Филиппа. — И все же воспоминания о тех, розовых, навсегда останутся счастливыми. Дядя Томас — самый заботливый человек на свете. Никто, даже моя мать, не сделал бы для меня столько!

— Он очень любит всех вас, — кивнула Люси. — Но пойдемте, миледи, нет смысла медлить.

Филиппа вымученно улыбнулась.

— Как странно слышать, что ко мне обращаются «миледи», — пробормотала она, пока Люси расшнуровывала ее корсаж. Сама она старательно развязывала ленточки, соединявшие корсаж с юбкой.

— Теперь вы графиня Уиттон, миледи, — гордо объявила Люси, стаскивая с нее корсаж, за которым последовали все юбки. Филиппа выступила из груды материи, и Люси, собрав все с пола, поспешила в гардеробную, где хранилась одежда госпожи.