Меч и пламя

Рейф поднялся, и она задержала дыхание, чувствуя себя не в силах сосредоточиться. Для нее было достаточно непростым делом намыливать его узкую талию, плоский живот и выступающие мускулы на груди, однако самая трудная задача ей только предстояла. Адель провела мылом по его крепким ягодицам и мускулистым бедрам, заведомо оттягивая неизбежное и вместе с тем тщетно пытаясь собраться с мыслями при виде его нараставшего возбуждения. Она задрожала, когда ее руки коснулись его восставшей плоти. Видя, что ему это доставляет удовольствие, она поглаживала пальцами его мужской орган и восторгалась его бархатистой кожей. Результат ее умелых действий был столь очевиден, что Рейф в конце концов забрал у нее мыло.

– Ладно, женщина, хорошего понемножку, – усмехнулся он. – Мне придется взять эту часть работы на себя, иначе я вообще никогда не вылезу из ванны.

Адель в ответ показала ему язык, но, когда Рейф попытался ее схватить, ловко отскочила в сторону. Взяв оставленный горничными кувшин, она наполнила его горячей водой и вылила на него, чтобы смыть мыльную пену. Вода тонкими струйками стекала по торсу Рейфа, и отражавшиеся в ней язычки пламени делали его похожим на ожившую золотую статую – зрелище, от которого у Адель захватывало дух. Девушка прикусила губу. Это совместное купание оказалось даже более приятным, чем она предполагала.

Наконец Рейф вылез из ванны, расплескав при этом большую часть воды на пол, и сделал Адель знак принести ему полотенца. Мокрый, он стоял перед камином и ждал.

– Из тебя вышла скверная служанка, – укорил он ее. – Я непременно пожалуюсь на тебя хозяину… чересчур медлительна, не в меру любопытна и слишком склонна к заигрываниям.

Она в ответ швырнула ему полотенце, и он со смехом поймал его. Тело Рейфа стало красным от жара, не имевшего никакого отношения к огню в камине.

– Знаешь, иногда мне кажется, что я сплю и вижу сон, – шепотом призналась Адель, когда Рейф подхватил ее на руки и отнес к постели.

– Я не сон, Адель.

– Знаю, и я вдвойне признательна судьбе за это, – прошептала она, слегка покусывая мочку его уха. – Когда-то я побаивалась тебя… твоей силы и могущества. Люди говорили, что тебе ничего не стоило, едва взглянув на человека, отправить его на виселицу.

– И ты им верила?

– Я ведь тогда совсем тебя не знала.

Рейф нагнулся, чтобы уложить ее на постель, однако Адель упорно не желала его отпускать, цепляясь за шею, пока наконец он не оказался на постели поверх нее.

– Ну а теперь, когда ты знаешь меня, что ты скажешь теперь?

– Скажу, что за твоей личиной скрывается самый чудесный человек из всех живущих на свете.

Он нахмурился:

– Какой личиной?

– Я имею в виду твою личину воинственного лорда – этакого рыцаря в доспехах, непреклонного и беспощадного, который попирает своей пятой врагов, который…

– Ладно, ладно, я тебя понял. – Приложив к губам Адель палец, он прервал поток ее слов. – Дорогая моя, если бы я хоть раз показал ту сторону моего характера, которая так хорошо знакома тебе, своим врагам, то не прожил бы и пяти минут. Да, пожалуй, со стороны я могу показаться человеком холодным и суровым – даже беспощадным, если угодно. Но я вынужден таким быть, Адель. Только эти качества помогают выигрывать битвы и завоевывать преданность других мужчин.

– А жарких поцелуев и объятий достаточно лишь для того, чтобы завоевать преданность женщины, так?

– Да, что-то вроде этого. Впрочем, у меня уже есть ты, и больше мне никого не нужно.

– О, любимый, ты всегда можешь положиться на мою преданность.

Рейф привлек ее к себе, покрывая нежными поцелуями ее лицо, сомкнутые веки, дрожащие губы. Отбросив тревожные мысли, угрожавшие разрушить его счастье, он провел руками по спине Адель и изящным изгибам ее бедер, погладил гладкие округлости ягодиц. По крайней мере этой ночью она принадлежала ему одному.

– Ну а теперь, моя прелесть, давай начнем ночь так, как я намеревался, – предложил он, приподнявшись на локте и любуясь ее совершенным телом при свете камина. Рейф страстно желал ее, поскольку она представляла собой воплощение всех мужских грез, и вместе с тем тут крылось нечто гораздо большее. Сердце в его груди лихорадочно забилось. То была любовь, какой ее описывали с давних времен поэты, сладостное безумие, в существование которого он до сих пор не верил.

– Почему ты вдруг стал таким серьезным? – спросила она, проведя рукой по курчавой поросли у него на груди.