День счастья — завтра

Прибыль с восьми девушек — 32 000 в месяц.

Сколько на это потребуется денег, мы пока не знали. Хотя допускали, что первую группу можно будет продать и дешевле. По три с половиной или четыре тысячи в месяц.

Мы выяснили, что однажды женщина была хозяйкой ЧОПа. Но никакой специальной программы по женской личке у нее не было.

Личка — это первое профессиональное слово, которое мы освоили.

***

Мы ехали с мужем к Артему.

— Давай ему робота купим? — предложила я холодно.

Никогда и ни с кем я таким голосом не разговаривала. Только с мужем.

— Давай. — Он равнодушно смотрел в окно.

Уверена, у него тоже выработались специальные привычки для меня.

— В центр «Винни»? — спросил водитель.

— А поближе ничего нет? — недовольно поинтересовался Рома.

— Ничего. — Еще неизвестно, кто из нас больше недоволен.

Я ласково обняла Артема. В больничной палате он казался маленьким и беззащитным.

— Пап, поехали в ресторан. Я хочу есть. Мне здесь надоело. Никто и не заметит.

Рома опешил.

— Одевайся, — кивнула я.

И вспомнила, как февральской ночью, в больничном халате, беременная Артемом, я бежала из больницы. Рома подогнал машину. Несколько метров я прошла в тапочках. Снег падал крупными хлопьями. Фонари слегка раскачивались от ветра. Я чувствовала себя узницей замка Иф.

Сокровищем острова Монте-Кристо был Рома.

Артем заказал спагетти с вонголе и пиццу.

— Малыш, я не уверена, что тебе это все можно.

— Можно, — уверил меня Артем.

Рома ел помидоры с моцареллой, нарезанной толстыми ломтями.

— Я буду директором, когда вырасту, — неожиданно объявил Артем, не попадая вилкой со спагетти в ложку.

— Почему директором? — не очень удивилась я.

— В больнице медсестрам все директор не разрешает и разрешает. Я вырасту, стану директором, лягу в больницу и сам все себе разрешать буду.

— Так ты хочешь быть директором больницы? — уточнил Рома.

Артем немножко подумал.

— Нет. Просто директором.

— А я хотела быть объявлялой в метро, — поделилась я. — Мне казалось, нет лучшей доли, чем сообщать пассажирам: "Следующая станция — «Сокольники».

Мой сын посмотрел на меня с уважением.

В метро он ни разу не был.

— А ты кем хотел быть? — спросила я Рому.

Рома смешно поджал губы и закатил глаза. Как одна из трех обезьянок: «Не говорю», «Не слышу», «Не вижу».

— Ну давай, скажи! — подзадоривала я.

— Скажи, пап. Кем?

— Лилипутом.

Мы с Артемом захохотали:

— Кем? Лилипутом? Боже мой, почему?

— Это — очень личное, — издевался Рома.

Официант в классическом черном переднике унес тарелки и подкатил к столу тележку с десертами. Мы на них даже не взглянули.

— Я влюбился в одну лилипутку. Она выступала в цирке. Была ассистенткой фокусника. Он засовывал ее в разные черные ящики, отрезал ей голову. Мой папа сказал мне, что лилипутки выходят замуж только за лилипутов.

— Он обманул тебя! — возмутилась я.

— Теперь ты понимаешь, Артем, почему я полюбил маму? Мне с детства нравились необычные женщины.

— Но мама же не лилипутка!

— К сожалению…

Я запустила в мужа салфеткой, он уклонился, и салфетка угодила в официанта.

Артем хохотал на весь ресторан так заразительно, что пожилая пара за соседним столом тоже начала улыбаться. Мы разулыбались им в ответ.

Артем стоял у больничной двери и махал нам рукой. Ему хотелось плакать, но он сдерживался.

— Он так похудел, — сказала я мужу в машине.

— Когда его выпустят?

— Послезавтра. Утром будут готовы анализы, и, если все нормально — сразу домой.

— Директор, — улыбнулся Рома.

— Лилипут! — поддразнила его я.

— Объявляла! — в тон ответил муж.

Я пнула его кулаком в бок, он стал щекотать меня, я извивалась, пытаясь делать то же самое с ним, он вывернул мне руку, я сдалась.

— А, больно же!

Мы немного отдышались после этой возни.

— Ну, что там с твоим агентством? — спросил Рома.

— Все нормально. Набираем девушек.

— Симпатичные?

— Лилипутки.

Мы снова обменялись легкими пинками вбок.

— И что дальше?

— Офис нужен. И что-то придумать с их подготовкой.

— Сейчас УпДКовские офисы разрешили сдавать русским гражданам. С охраной, с ремонтом — и недорого.

— Да? — Я заинтересовалась.

Рома кивнул;

— Иностранцам теперь можно жилье покупать, раньше же нельзя было. Вот они все и съехали. А корпуса пустуют.