67  

30 октября, среда. Мой последний день в Египте.

Чувствую себя паршиво из-за Мараджа. Найти его дом в поселке-лабиринте не удалось. Также и склеп, где живет молодая бедуинская чета. Они уехали ночью, говорит мне новый сторож. Он знает Мараджа? Мараджа все знают. Держал мировой рекорд вверх-и-вниз по пирамиде, Марадж. Где он живет? Где-то в поселке. Когда он выходит на дежурство? Иногда поздно ночью, иногда рано утром, а иногда по нескольку дней не выходит… Человек неожиданных настроений, Марадж, часто – плохих.

В Каире выкуриваю патрончик с Джеком и Малдуном и каждому даю еще по одному. В самолете я должен быть чист. Отдаю Малдуну четырехтомную «Пирамидологию» Резерфорда. Мы вяло попрощались, и я поспешил назад, в Гизу. На темной ауде Мараджа по-прежнему нет. Мой самолет вылетает в десять утра, но я прошу в гостинице разбудить меня в шесть.

VI

31 октября, утро Хеллоуина. До восхода солнца заново проверяю свой багаж (три девушки из Орегона приговорены к пожизненному заключению за наркотики в Турции, где мой самолет делает посадку после Каира). Ничего опасного в багаже, кроме последней пульки гашиша. И флакончика от глазных капель «Мьюрайн». Гашиш могу проглотить в аэропорту, но что делать с флаконом? Спустить в уборную? Это все равно что держать при себе ключ в течение долгой битвы у замка, взобраться на стену к деве, запертой в башне, а потом из страха, что она окажется стервой, выбросить ключ в ров.

Я должен попробовать. Другой возможности не будет. Глотать уже поздно – но если вколоть…

И вот я поднимаюсь на плато для последней отчаянной попытки. В сумке у меня флакончик «Мьюрайна», в кармане – инсулиновый комплект. На ауде я уже трясусь от волнения. Прислоняюсь к облицовочному камню, чтобы подкрепить решимость, но продолжаю трястись. Серо? и зябко. По пустой ауде пробегает вихрь, собирая в фанатичный кружок клочки и обрывки.

Как дух нового мессии, ветер крутит, пробуждает листья кукурузных початков, пустые сигаретные пачки, вчерашнюю шелуху тыквенных семечек… возносит все выше и выше газеты, обертки от жвачки, туалетные бумажки. Сколько приверженцев! Потом дух выдыхается, вихрь хиреет. Фанатики ложатся на землю.

– Доброе утро, мистер Дебри… Хорошее утро?

– Доброе утро, Марадж. – Я собирался извиниться за свинство в отеле, но опять понимаю, что сказать нечего. – Утро неплохое. Прохладно только.

– Новый сезон подходит. Теперь ветры будут дуть с пустыни, холоднее и с песком.

– Значит, сезон без туристов?

Он пожимает плечами.

– Пока стоит великий Хуфу, туристы будут. – Его блестящие глазки убегают в сторону от моей холодности. – Может быть, мой друг мистер Дебри хочет, чтобы гид провел его на вершину? Очень надежный гид. Вы знаете за сколько?

– За пять фунтов, – говорю я и лезу за бумажником. – Пошли.

Марадж заправляет джелабию в шорты и первым лезет вверх, как ящерица. Это все равно что взбираться на двести больших кухонных плит, составленных ступенями. Трижды я вынужден просить передышки. Его маленькие глаза весело подкалывают меня пыхтящего.

– Мистер Дебри, вы нездоровы? Плохо питаетесь у себя в стране?

– Просто любуюсь видом, Марадж. Пошли дальше.

Наконец добрались до вершины и спугнули воронов. Они мрачно кружат, обзывают нас разными словами, а потом отлетают в светлеющем небе к тучным полям внизу. Какая долина! И что за река такую долину вырезала!

– Подойдите, друг. – Марадж подзывает меня к деревянному столбу в центре квадратной каменной площадки. – Марадж покажет вам маленький пирамидный фокус.

Он велит мне вытянуть руку вдоль столба как можно выше и сделать там метку осколком камня. Я замечаю довольно много таких же царапин на разной высоте.

– Теперь сядьте и подышите воздухом. Он волшебный – воздух на вершине пирамиды. Вы увидите.

Я сажусь под столбом, рад передышке.

– Как он действует, этот волшебный воздух пирамиды?

– Он действует так, что вы уменьшаетесь, – с улыбкой говорит Марадж. – Дышите глубже. Вы увидите.

Теперь, когда он сказал об этом, я вспоминаю, что большинство взбиравшихся на пирамиду действительно были довольно субтильного сложения. Я глубоко дышу и смотрю, как солнце выпрастывается из облаков на горизонте. Через минуту-другую он велит мне встать и снова сделать царапину камешком. Понять трудно – там много других отметок, но, похоже, я делаю царапину рядом с моей предыдущей. И уже готов сказать, что его пирамидный воздух – очередное фуфло, но тут чувствую, что поплыл.

  67  
×
×