Вернись, любовь

В этот момент они остановились у Наташиного подъезда, и Изабелла, слегка вздохнув, повернулась к нему и протянула руку:

– Большое спасибо. И мне ужасно жаль, что я испортила вам вечер.

– Вовсе нет. Я был даже рад выбраться оттуда. Я всегда считал благотворительные вечера скучными.

– Правда? – Она с интересом посмотрела на него. – Это почему же?

– Слишком много народа, чересчур много болтовни. Там все собираются вовсе не по основному поводу: приходят посмотреть на старых знакомых, а не ради благотворительных целей. Я предпочитаю небольшие дружеские встречи, когда можно послушать, что говорит каждый.

Изабелла кивнула. Она в какой-то мере была согласна с ним. Но с другой стороны, вечера, подобные этому, были у нее в крови.

– Позвольте проводить вас до квартиры, только чтобы убедиться, что никто не прячется в холлах.

Она засмеялась над подобным подозрением, но с благодарностью кивнула:

– Спасибо. Но я уверена, что здесь я в безопасности.

Когда она говорила это, что-то подсказало ему, что именно поэтому Изабелла приехала в Америку. Чтобы быть в безопасности.

– Давайте убедимся. – Он проводил ее до лифта и вошел вместе с ней. – Я только провожу вас наверх.

Изабелла не проронила ни слова, пока лифт не остановился, и тут вдруг почувствовала себя неловко: он был так бесподобно мил.

– Не хотите ли зайти на минутку? Знаете, вы могли бы подождать Наташу, пока она не вернется.

– Благодарю вас, с удовольствием. – Они закрыли дверь. – Кстати, почему она не вернулась с нами вместо того, чтобы оставаться там для встречи с прессой? – Это поразило его, когда он убегал с Изабеллой, думая о только что сказанном Наташей.

Изабелла вздохнула, глядя на него. По крайней мере она могла ответить ему хоть на этот вопрос.

– Думаю, она решила, что будет разумнее, если никто не узнает, что я была с ней.

– И поэтому вы вошли попозже? Она кивнула.

– Вы ведете весьма загадочную жизнь, Изабелла. – Он улыбнулся и не стал больше расспрашивать ее, когда они сели на длинный белый диван.

Остаток вечера пролетел быстро. Они беседовали об Италии, о тканях, о его доме. У него была плантация в Южной Каролине, ферма в Виргинии и дом в Нью-Иорке.

– Вы держите лошадей в Виргинии?

– Да. А вы ездите верхом?

Она усмехнулась, взглянув на него. Когда-то ездила. Но очень давно.

– Вам с Наташей надо как-нибудь привезти туда мальчиков. У вас найдется для этого время до возвращения в Италию?

– Возможно.

Но когда они завели разговор об этом, в дверях появилась Наташа. Она казалась утратившей присутствие духа и изможденной и тотчас же посмотрела Изабелле прямо в глаза.

– Я же говорила тебе, что это – безумная попытка. Ты хоть представляешь, что наделала?

Корбета поразило выражение ее лица и горячность тона. Но Изабелла, казалось, не теряла спокойствия. Она сделала знак, чтобы Наташа села.

– Тебе не стоит так волноваться. Ничего не произошло. Они сделали несколько снимков. Ну и что? – Она пыталась скрыть собственное беспокойство и успокоить подругу.

Но Наташа все знала лучше ее. Она гневно отвернулась, потом метнула взгляд на Корбета, снова на Изабеллу, а затем приподняла атласную тунику и села.

– Ты хоть представляешь, откуда эти репортеры? Из «Женской одежды», журнала «Тайм» и Ассошиэйтед Пресс. Мне кажется, что я даже заметила редактора журнала «Вог». Но суть в том, идиотка, что это уже не имеет значения. Твоя игра окончена.

– Какая игра? Что произошло? – Корбет был заинтригован. Он посмотрел на обеих женщин и поспешно спросил: – Мне уйти?

Наташа ответила ему, прежде чем Изабелла успела открыть рот:

– Не имеет значения, Корбет. Я тебе доверяю. А к завтрашнему утру это станет известно всему миру.

Но теперь разозлилась Изабелла. Она встала и прошлась по комнате.

– Это абсурд.

– Так ли, Изабелла? Не думаешь ли ты, что тебя никто не помнит? Ты считаешь, что за два месяца все забыли тебя? Неужели ты действительно чувствуешь себя в безопасности? Если так, то ты – дура.

Корбет ничего не говорил. Он лишь следил за лицом Изабеллы. Она была испуганна, но решительна и выглядела как человек, отважившийся на что-то, проигравший первый тайм, но не собирающийся сдаться или отступить. Ему хотелось утешить ее, пообещать, что он защитит ее, сказать Наташе, чтобы она утихомирилась. Когда он наконец заговорил, его голос был проникновенным и мягким: