Рубеж

Говоря, Юдка смотрел на сотника Логина. За спиной у того возникло движение – как будто бы кто-то пробирался сквозь толпу, словно желая уйти прочь, испугавшись предстоящего зрелища.

Впрочем, они тут, за Рубежом, ко всему привычные. Не из пугливых и не из брезгливых.

Есаул поднес к Юдкиному носу две соломинки в кулаке. Одна, предположительно, длинная, одна – короткая.

– Вэй, Ондрий, да ты две короткие суешь! Нехорошо над людьми в смертный час насмехаться!

В толпе кто-то засмеялся. Ночью такой смех услышишь – спать не ложись, кошмары замучат.

– Будет, – мертвым голосом сказал сотник Логин. – Дай ему вытянуть, Ондрий.

Юдка зубами ухватил одну соломинку, выпустил, взялся за другую; внутри меня стояла зима, холодная зима, и сердце пропустило удар, хотя решался вовсе не вопрос жизни и смерти. И неизвестно еще, что лучше, – первым лечь на скамейку или вторым…

– Короткая! Бери его!

Юдку подхватили под связанные локти два дюжих сердюка. Потащили к скамье; на миг мне показалось, что я различаю краски. Что на сотнике алый кафтан, а на сумасшедшей Оксане – пестрые, как луг, цветные ленты…

Юдку кинули на скамью лицом вниз. Разрезали и стянули штаны – по толпе прошелся гогот; пока привязывали к волам, пока разбирались с многочисленными постромками, наперед вышел барабанщик, парнишка лет четырнадцати в полном воинском облачении, с огромным, как бочка, гулким барабаном; ударил дробь.

Юдка приподнялся на скамейке и посмотрел на меня.

Он все уже видел. Он все пережил. Пленник, Смерть и Двойник встретились – но где было сказано, что Юдкина судьба решится в ту же минуту? Вот, он исполнил предначертанное – и теперь свободен.

Парнишка барабанил зловеще и гулко – вот только лицо у него никак не соответствовало моменту. Надутые красные щеки, казалось, вот-вот лопнут от гордости – как же, такое дело доверили! Перед всем людом, посреди площади!..

Щелкнул бич. Погонщик ударил по быкам; медлительные, мощные твари переступили копытами, сделали каждый по шагу…

Я лихорадочно огляделся. На всех лицах лежало одно и то же выражение; нехорошие были лица. Сотник, воины, зеваки, мужчины, женщины, подростки; я поймал себя на том, что готов их понять. Предательство и резня, страшный замок пана Мацапуры – и Юдка во главе карательных отрядов.

Скорей бы!

Быки сделали второй шаг. Натянулись веревки…

Я не видел Юдкиного лица. Немыслимо изогнувшись, казнимый смотрел через плечо, но не на быков, а куда-то в толпу. Призрак, что ли, явился ему? Говорят, так бывает – поглядеть на казнь приходит давно умершая жена, или отец, или…

Толпа заволновалась. Из-за плеча сотника Логина вынырнул некто знакомый, безмятежный, нос картошкой, щеки – как печеные яблоки, шапка до бровей.

– Вйо! А пошли, Рябый, Моругий!

Новый удар бича.

И тут быки встали.

Встали, будто в землю врытые, встали, опустив тяжелые рогатые головы, подергивая спинами в такт ярящемуся бичу.

– Вйо! Вйо-о! Ах, бисовы дети…

Сотник Логин напрягся. К уху его приник бойкий румяный старикашка, и никто не спешил прогонять назойливого деда, оттаскивать прочь, как это принято у приличных телохранителей. Кожа на сотниковом лбу пошла складками, будто тюлевая занавеска, – почему-то я вспомнил, как полощется под ветром легкая белая ткань.

Вот лицо Логина потемнело. Вот он вскинул руку, собираясь оттолкнуть старикашку, но тот, не дожидаясь толчка, отпрянул в толпу.

– Вйо!

Быки рванулись.

И тогда лопнули постромки. Все разом.

Быки качнулись вперед, сделали сразу несколько шагов, неприлично быстрых для такой серьезной скотины. Люди едва успели отпрянуть, падая, давя друг друга, освобождая быкам широкий коридор. Закричали женщины, кто-то заругался в голос, витиевато и оттого непонятно, к скамейке подскочил Есаул, держа наготове обнаженную шаблю:

– Бесовское наваждение! Врешь, не отвертишься! Тащите попа, пусть екзорцизм читает!

– Погоди.

Возможно, голос сотника Логина и потерялся в общем гвалте.

Но не для нас с Юдкой.

Сотник стоял, неожиданно бледный, постаревший, растерянный. Рядом безмятежно усмехался давешний дедуган, как его?..

Ах, да. Рудый Панько!

Чумак Гринь, старший сын вдовы Киричихи

– …Просто и не знаю, панна Ярина, что делать нам!

Сотникова сидела на постели – и прежде жилистая, теперь она была похожа на обтянутый кожей скелет. Луч солнца косо падал на желтое лицо, и оттого круги вокруг глаз казались гуще, темнее; Смерть, подумалось Гриню в испуге. Что там пан Юдка про Смерть говорил?! В лесу… на дороге… на кровавом снегу…