129  

Мы с Флинном затерялись в неразберихе. Толпа прошла совсем рядом, распевая, выкрикивая вопросы и размахивая фонарями, но нас никто не замечал. Каждый хотел первым оказаться на Ла Гулю; кое-кто на ходу хватал в деревне грабли и сачки, словно собираясь сразу приняться за очистку пляжа.

— Что происходит? — спросила я у Флинна, пока нас обоих увлекала толпа.

Он покачал головой.

— Пойдем посмотрим.

Мы дошли до блокгауза — удобной наблюдательной площадки. Под нами Ла Гулю кишел огнями. Несколько человек стояли с фонарями на мелководье, словно во время ночного лова. Вокруг них плавали какие-то черные силуэты, десятки силуэтов — плавучие, наполовину погруженные в воду, скрывающиеся под волнами. Издалека доносились крики и... неужели смех? Черные штуки было невозможно разглядеть в свете фонарей, но на мгновение мне почудилось, что они имеют правильную форму, слишком геометрическую для природных объектов.

— Смотри, — сказал Флинн.

Голоса под нами стали громче, еще больше народу собралось у края воды, кое-кто зашел в море до подмышек. Свет фонарей скользил по воде; отмели, если смотреть отсюда, сверху, имели зловещий зеленый цвет.

— Смотри, смотри, — сказал Флинн.

Люди совершенно точно смеялись, я видела, как они плещутся на мелководье.

— Что происходит? — вопросила я. — Это что, Черный прилив?

— В каком-то смысле — да.

Тут Оме и Ален принялись выкатывать странные черные предметы из полосы прибоя. То же стали делать и другие люди; предметы были около метра в диаметре, правильной формы. Издали они были похожи на автомобильные шины.

— Это они и есть, — тихо сказал Флинн. — Это Бушу.

— Что?! — Во мне словно что-то оторвалось и поплыло по воле волн. — Бушу?

Он кивнул. Лицо его было освещено странным светом, падавшим с пляжа.

— Мадо, это был единственный выход.

— Но зачем? Мы столько труда в него вложили...

— Сейчас главное — остановить течение, идущее к Ла Гулю. Убрать риф — и течение исчезнет вместе с ним. Тогда, если нефть дойдет до Колдуна, может, она обойдет Ле Салан. По крайней мере, хоть какой-то шанс.

Он вышел на отмель во время отлива Ножницами по металлу перекусил авиационный трос, скрепляющий шины вместе. Работы на полчаса; начавшийся прилив доделал остальное.

— А ты уверен, что это поможет? — спросила я наконец. — Теперь нам ничего не грозит?

Он пожал плечами:

— Не знаю.

— Не знаешь?

— Ну, Мадо, а ты чего ждала? — Он, кажется, слегка вышел из себя. — Я не могу дать тебе всё!

Он покачал головой.

— Теперь вы хотя бы сможете бороться. Ле Салан не обязательно должен умереть.

— А что Бриман? — тупо спросила я.

— Ему и на своей стороне острова забот хватает, некогда смотреть, что творится у нас. Последнее, что я о нем слышал, — он ломал голову, как бы это передвинуть стотонный волнолом за двадцать четыре часа. — Он улыбнулся. — Может, идея Жана Большого была ценнее, чем мы думали...

Его слова дошли до меня не сразу. Я так поглощена была своими мыслями о Черном приливе, что совершенно забыла про Бримана с его планами. Я ощутила внезапный прилив яростного ликования.

— Если Бриман тоже уничтожит свои волноломы, то все будет хорошо, — сказала я. — Приливы станут как раньше.

Флинн засмеялся.

— Пикнички на пляже. Трое отдыхающих в пристройке. Экскурсии в святилище, по три франка с головы. Считать гроши. Не будет ни денег, ни роста, ни будущего, ни состояния, ничего не будет.

Я покачала головой.

— Неправда, — сказала я. — Будет Ле Салан.

Он опять засмеялся, довольно дико.

— Верно. Ле Салан.

16

Я знаю, что он не останется в Ле Салане. Глупо даже надеяться. Слишком много лжи, обманов, которые люди могут швырнуть ему в лицо. Слишком много народу его ненавидит. К тому же сердцем он материковый житель. Ему снятся огни больших городов. Я не думаю, что он сможет остаться, даже если очень захочет. Точно так же и я не смогу уехать — во мне остров и Жан Большой. Мой отец любил Элеонору, но все-таки с ней не поехал. Остров находит способ тебя удержать. На этот раз — Черным приливом; пятно уже в десяти километрах от нас, со стороны Нуармутье. Никто не знает, накроет нас или пронесет, — даже береговая охрана не знает. Вандейский берег уже пострадал; по телевизору ежедневно показывают образы будущего, которое нас ожидает, — неприятно зернистые картинки в ядовитых тонах. Никто не может в точности предсказать, что с нами будет: по всем законам пятно должно пойти по Гольфстриму, но вопрос решат несколько километров в ту или другую сторону.

  129  
×
×