Я напрягалась, чтобы расслышать монахинь за шумом ветра.
— Марина Морская, вся в белом, и...
— ...в короне, и с фонарем, и...
— ...лицо было закрыто покрывалом.
— Покрывалом? — Я, кажется, начала понимать.
Сестры закивали.
— Она с нами говорила, Мадо...
— Говорила. С нами.
Я не удержалась от вопроса:
— Вы уверены, что это была она?
Кармелитки посмотрели на меня как на дурочку.
— Конечно, это была она, малютка Мадо. Кто это...
— ...еще мог быть? Она сказала, что сегодня ночью вернется... и...
— Вот она тут.
— Там, наверху.
Последние слова они проговорили в унисон, блестя глазами, как птички. Позади них Дезире Бастонне слушала в священном восторге. Жан Большой, который слушал все это, не двигаясь, поглядел наверх, и глаза его наполнились звездами.
Аристид нетерпеливо покачал головой.
— Сны. Голоса. Ради этого не стоило вылезать из теплой постели в холодную ночь. Пошли, Дезире...
Но Дезире покачала головой.
— Аристид, она с ними говорила, — твердо сказала она. — Она велела им прийти сюда. Они пришли — ты спал — они постучали в дверь — они показали мне знак на стене часовни...
— Я знал, что это они все подстроили! — взорвался Аристид. — Эти сороки...
— Я думаю, что ему не следует называть нас сороками, — отозвалась сестра Экстаза. — Эти птицы приносят несчастье.
— Мы пришли сюда, — продолжала Дезире. — И святая с нами говорила.
Позади нас люди вытягивали шеи. Щурились от песчаного ветра. Тайком складывали пальцы в знак, отводящий несчастье. Я слышала звук прерывистого, затаиваемого дыхания.
— Что она сказала? — спросил наконец Оме.
— Она говорила не как святая, — сказала сестра Тереза.
— Не-не, — согласилась сестра Экстаза. — Совсем не как святая.
— Это потому, что она саланка, — ответила Дезире. — Не какая-нибудь чопорная уссинка.
Она улыбнулась и взяла Аристида под руку.
— Жаль, что тебя не было, Аристид. Жаль, ты не слышал, что она сказала. Слишком много лет прошло, как наш сын утонул, тридцать лет прошло. И все эти годы не было ничего, кроме горечи и злости. Ты не мог плакать, ты не мог молиться... ты выжил нашего второго сына из дому своей злобой, издевками...
— Заткнись, — сказал Аристид с каменным лицом.
Дезире покачала головой.
— На этот раз — нет, — ответила она. — Ты со всеми затеваешь скандалы. Ты даже на Мадо кидаешься, когда она говорит, что, может быть, здесь можно жить дальше, а не умирать. На самом деле тебе хотелось бы, чтобы все потонули вместе с Оливье. Ты. Я. Ксавье. Чтоб никого не осталось. Чтобы все кончилось.
Аристид посмотрел на нее.
— Дезире, я тебя прошу...
— Это чудо, Аристид, — сказала она. — Словно он сам со мной говорил. Если бы ты только видел...
И в розоватом свете она подняла лицо к святой, и в этот момент я увидела, как что-то мягко падает на нее сверху из высокой темной ниши, что-то похожее на ароматный снег. Дезире Бастонне стояла на коленях на мысу Грино, окруженная цветами мимозы.
Все взоры обратились на нишу святой. Вдруг там, кажется, что-то шевельнулось — может, просто тень метнулась, когда передвинулся один из фонарей.
— Там кто-то есть! — крикнул Аристид, выхватил у внука винтовку, прицелился и выстрелил из обоих стволов в святую, стоящую в нише. Раздался громкий треск, ошеломляющий во внезапной тишине.
— Да уж, с Аристида станется — выстрелить в чудо, — сказала Туанетта. — Ты бы и в Богоматерь Лурдскую стал стрелять, придурок?
Аристиду, кажется, стало стыдно.
— Я там точно кого-то видел...
Дезире наконец встала, с руками, все еще полными цветов.
— Я знаю, что видел.
Неразбериха продолжалась несколько минут. Ксавье, Дезире, Аристид и монахини были в самом центре — каждый пытался ответить на шквал вопросов. Люди хотели увидеть чудесные цветы, услышать, что сказала святая, осмотреть знаки на стене часовни. Я поглядела за мыс, и мне показалось на миг, что далеко внизу что-то зыблется на волнах, и в тишине поворачивающего вспять прилива я, кажется, даже всплеск услышала, словно что-то вошло в воду. Но это могло быть что угодно. Фигура в нише — если она там вообще была — исчезла.
3
Мы выпили по рюмочке в баре Анжело, открывшемся среди ночи по такому случаю, и это замечательно помогло нам успокоиться. Сдержанность и подозрения были забыты, колдуновка лилась рекой, и через полчаса мы уже веселились почти по-карнавальному.