Дар

Тренер по хоккею видел, что с Томми происходит что-то неладное; перед зимними каникулами это заметила и одна из учительниц.

В первый раз за все время учебы в школе он совершенно не думал о своих отметках — без Энни эта сторона жизни, подобно всем прочим, потеряла для него значение.

— Уиттейкер совсем выбит из колеи смертью своей сестренки, — как-то раз сказала классная руководительница Томми учительнице математики. Они сидели в школьном кафетерии и пили кофе. — Я собиралась на прошлой неделе позвонить его матери, а потом встретила ее в торговом центре. Она выглядит еще хуже, чем он. По-моему, они слишком тяжело переживают смерть своей чудной деточки.

— А кто это переживет легко? — сочувственно откликнулась учительница математики.

Она сама была матерью и не могла представить себе, как бы вынесла такое. — Что, у Томми совсем плохи дела? Он завалил какой-нибудь предмет?

— Пока нет, но все идет к этому, — честно ответила классная руководительница. — Он всегда был одним из лучших моих учеников.

Я знаю, как высоко ценят образование его родители. Его отец даже как-то обмолвился, что собирается отправить его в колледж Айви Лиг, если Томми захочет и сможет туда поступить.

Теперь у него это вряд ли получится.

— Я уверена, что он может выправиться.

Ведь прошло совсем немного. Со временем боль утихнет. Дай мальчику шанс. Я думаю, что мы должны оставить его и его родителей в покое и посмотреть, как он закончит год. Мы всегда можем позвонить им, если Томми действительно не сдаст экзамена или запустит какой-нибудь предмет.

— Я просто смотреть не могу на то, как он мучается.

— Может быть, у него сейчас просто нет выбора. Может быть, в нем происходит что-то серьезное, какая-то внутренняя борьба за выживание. Наверное, это для него сейчас главнее. Может быть, я не должна этого говорить, но в жизни есть более важные вещи, чем история или тригонометрия. Пусть мальчик переведет дыхание и восстановит душевное равновесие, мы должны помочь ему чем только можем.

— Уже три месяца прошло, — напомнила классная руководительница. — Пора бы уже примириться с потерей…

Был поздний март. Эйзенхауэр уже два месяца жил в Белом доме, вакцина Салка против полиомиелита успешно прошла испытания, Люсиль Болл наконец-то родила своего широко разрекламированного ребенка. Жизнь стремительно шла вперед — но только не для Томми Уиттейкера. Его жизнь остановилась вместе со смертью Энни.

— Знаешь, если бы это был мой ребенок, я бы за всю жизнь с этим не смирилась, — мягко сказала более добросердечная учительница.

— Я понимаю.

Обе помолчали, думая о своих семьях, и к концу ленча решили оставить Томми в покое на некоторое время.

Но его угнетенное состояние заметили все.

Казалось, что его вообще ничего не интересует. Этой весной Томми даже не играл в баскетбол и бейсбол, несмотря на увещевания тренера. Он перестал прибираться в комнате и делать уроки; в первый раз за всю жизнь перестал ладить со своими родителями.

Да и они сами совершенно не ладили друг с другом. Мама и папа постоянно спорили, и не было момента, чтобы один из них не выговаривал какие-нибудь претензии другому. Супруги Уиттейкер перестали мыть машину, выкидывать мусор, выгуливать собаку, оплачивать счета, отправлять чеки, покупать кофе, отвечать на письма. Это все потеряло для них смысл — казалось, что единственным занятием для них стали постоянные споры. Отца никогда не бывало дома. Мама никогда не улыбалась.

И никто не говорил друг другу ни одного доброго слова. Они выглядели не печальными, а скорее озлобленными. Они словно были смертельно обижены друг на друга, на весь мир, на жизнь, на судьбу, которая так жестоко забрала у них Энни. Но об этом они никогда не говорили — лишь вздыхали и жаловались по любому поводу, например из-за непомерно большого счета за электричество.

Томми избрал для себя самый легкий выход и просто перестал с ними общаться. Большую часть свободного времени он проводил в саду, сидя на ступеньках заднего крыльца и размышляя. Он начал курить. Иногда даже пил пиво.

Весь месяц шли дожди, и один вечер плавно перетекал для Томми в другой — все те же " ступени, все то же пиво, все тот же «Кэмел».

Он чувствовал себя ужасно повзрослевшим и однажды даже улыбнулся мысли о том, что, если бы Энни сейчас его увидела, она бы его не узнала. Но сестренка не могла его увидеть, а его родителей больше не волновало, что с ним происходит и что он делает. И потом, ему уже исполнилось шестнадцать. Томми вырос.