77  

Она говорила правду, и его особенно подавляло ее нежелание иметь с ним что-нибудь общее.

– Ты позвонишь мне, если что-нибудь будет нужно?

– Например? – Она улыбнулась сквозь слезы. – Как насчет контракта в Голливуде? У тебя не найдется одного?

– Конечно, – улыбнулся он, тоже сквозь слезы, – для тебя – все, что угодно.

Все, кроме того, чего оба желали больше собственной жизни. Он заставил себя сделать это, когда решил, что Элизабет – это правильный выбор. Сейчас, разговаривая с Кристел, он уже не был в этом уверен. Может, она права, не позволяя ему больше звонить. Ему хотелось прямо сейчас сесть в самолет и лететь к ней, но он не мог сделать ни того, ни другого, он должен попытаться наладить жизнь с Элизабет. Он многим ей обязан, а для Кристел он ничего не сделает.

– Я уверен, что увижу однажды твое имя на афишах... или куплю твою пластинку. – Он действительно так думал.

– Может быть... когда-нибудь.

Но сейчас она думала не об этом. Она думала только о нем, как ей будет не хватать его.

– Я так рада, что вновь увидела тебя... несмотря ни на что... это стоило... – Только несколько дней мечты, но главное – она увидела его. И обнимала его. И он сказал, что любит ее.

– Не знаю, как ты можешь сейчас так говорить. Я чувствую себя последним негодяем. Ведь это я должен был тебе все сказать, а ты узнала о моей помолвке через газеты.

Кристел только пожала плечами. Может, это не имело значения. Он никогда не был частью ее жизни. Он от начала и до конца оставался мечтой... приятной мечтой. Она хотела быть сильнее, но опять начала плакать, ей причиняла боль мысль о том, что ей нужно прощаться с ним, прощаться навсегда.

– Надеюсь, ты будешь счастлив.

– Я тоже, – произнес он неуверенно. – Обещай, что позвонишь мне, если я понадоблюсь. Я говорю серьезно, Кристел.

Он знал, что у нее никого нет, кроме Вебстеров, да и те много ли могут сделать для нее.

– У меня все будет нормально. – Она попыталась улыбнуться, борясь со слезами. – Я стойкая, ты же знаешь.

– Да, знаю... и желаю, чтобы тебе не приходилось быть такой стойкой. Ты заслуживаешь, чтобы кто-нибудь сильный заботился о тебе.

Он хотел добавить, что он желал бы быть этим «кем-то», но это было слишком жестоко и бессмысленно для них обоих. И он, сознавая, что ему больше нечего сказать, произнес:

– До свидания, Кристел... я люблю тебя. – В глазах его стояли слезы, и он с трудом расслышал, как она прошептала в ответ:

– Я тоже люблю тебя, Спенсер...

Телефон умер в его руке, она исчезла. Навсегда. Он написал ей письмо, в котором объяснил, как он сожалеет и как много она для него значит. Ему трудно было писать, трудно находить нужные слова, а оно вернулось нераспечатанным, без ответа. Может быть, она переехала, но он не был уверен в этом. Она оказалась достаточно мудрой, чтобы не начинать то, что ни один из них не сможет закончить. Она знала, что все должна оставить в прошлом. Это непросто. Для нее это было самым сложным из того, что когда-нибудь приходилось делать, не считая отъезда с ранчо, но она старалась перебороть себя и забыть о Спенсере. Ей даже не хотелось петь те песни, которые она пела в день, когда вновь увидела его. Все напоминало ей о нем – каждое утро, каждый день, каждая ночь, каждая песня, каждый закат. Каждое мгновение проходило в мыслях о нем. Раньше у нее были только мечты, а сейчас то, что она знала точно: цвет его глаз, запах его волос, вкус его губ, прикосновение его рук, звук его голоса, шепчущий слова любви, – делало ее боль неизмеримо сильнее. Все это надо забыть. У нее впереди целая жизнь. Нет любимого, но есть дар Божий, о котором часто напоминает миссис Кастанья, есть Перл, которая напоминает, что Голливуд все еще ждет ее. Но сейчас, когда она потеряла Спенсера, все это уже не казалось таким важным.

22

Что касается Спенсера, у него со временем все устроилось. Он много думал о Кристел и пришел к выводу, что принял искреннее решение. На Рождество он ездил с Элизабет на Палм-Бич. Он стал понемногу приходить в себя. Он постоянно думал, не написать ли Кристел, но так и не написал. Он знал, что Кристел хотела остаться одна, но чувствовал себя очень виноватым. Элизабет не обращала ни на что внимания – как настоящая светская дама, она была слишком снисходительна, чтобы замечать этот faux pas[2].

Несмотря ни на что, они прекрасно провели Рождество и вернулись из Флориды загоревшие и отдохнувшие. До свадьбы оставалось только шесть месяцев. Элизабет постоянно ходила на вечеринки в Нью-Йорке, они ездили в Вашингтон к ее родителям. У него почти не было времени думать ни о чем той весной, но мысли о Кристел частенько терзали его, хоть он и пытался бороться с ними. Нет смысла доводить себя до безумия из-за нее. Он почти каждый день повторял себе, что сделал правильный выбор.


  77  
×
×