Приют героев

Обманув чаяния, Рене из трех вариантов выбрал четвертый. Не доезжая до валунов, он свернул на едва заметную тропку, которую барон лишь теперь разглядел, да и то с трудом. Тропка уводила в близкое редколесье, и куда вела дальше, знал лишь Вечный Странник, да еще, быть может, беглый пульпидор. Не даром же он безошибочно нашел тропу?

За спиной обер-квизитора заскрипели колеса.

– Ф-фух, забрались! – с облегчением выдохнул Кош Малой, словно он самолично тащил фургон в гору.

Но барон не спешил оборачиваться к спутникам. Меж деревьев, куда уводила тропа, ему почудилось смутное движение. Неужели предположения и расчеты оказались столь точны, что совпали до минуты?! Обер-квизитор боялся верить в случайную удачу. А вдруг там засада рыцарей Вечерней Зари? Тогда сударю Кугуту не поздоровится: тропинка перед леском изгибалась коромыслом, брошенным в жухлую траву, по сторонам росли кусты вездесущего дружинника, и горбун не мог видеть, кто движется ему навстречу.

Крикнуть? предупредить?!

Расстояние изрядное, но услышать должен. Особенно если попросить крикнуть рыжего горлопана Коша.

Из-за деревьев показался первый всадник – белый в яблоках конь, светлый плащ, открытый шлем сверкает под лучами солнца. Сердце Конрада, никак не согласуясь с хладнокровием и присутствием духа, столь ценимыми в Бдительном Приказе, учащенно забилось. Нет, это не черная гвардия! Вечный Странник, снизойди, оглянись…

Барон смотрел, затаив дыхание.

Они выезжали из лесу гуськом. Двое… пятеро… шестеро… Четверо мужчин и две женщины. У дамы, замыкавшей кавалькаду, от ветра развевались роскошные кудри – рыже-огненные, знакомого оттенка.

Ошибка исключалась.

– Дамы и господа! – театральным жестом барон простер шуйцу в направлении всадников, досадуя, что его сейчас не видят три человека: Генриэтта Куколь, Вильгельм Цимбал и его величество Эдвард II. Именно в таком порядке: вигилла, прокуратор и король. Потому что сердцу не прикажешь. – Хочу привлечь ваше внимание. Итак, перед нами – наши дорогие, любимые и до безобразия предприимчивые родственники! Собственными пустоголовыми персонами, живые и невредимые. Вся шестерка, можете пересчитать. Прошу любить и жаловать!

Это был триумф Конрада фон Шмуца, обер-квизитора первого ранга.

* * *

– Вы уж простите старика, милочка. В наши годы бессонница – ревнивая супруга. Потом расскажете молодым кавалерам, как дряхлый дед Фрося не давал вам глаз сомкнуть, терзая воспоминаниями…

Эфраим хрипло, словно ворон, рассмеялся, пригубив из кубка.

– Вы наговариваете на себя, ваше чернокнижие! Один час беседы с вами, поверьте, стоит десятка бурных ночей любви! Многие очаровательные мистрис посинеют от зависти, если я при них небрежно упомяну: «Однажды, глубоко за полночь, имела я честь разговаривать с мэтром Клофелингом…»

Анри стояла спиной к гроссмейстеру, изучая его гордость: обширную коллекцию эпитафий. Сделанные под заказ столики из каурельской ольхи – дерева, на котором, согласно поверью, вместо «сережек» растут женские груди, и души умерших младенцев сосут из них кровь с молоком – были сплошь заставлены крохотными надгробьями и стеллами-мемориалами. Взяв ближайшую стеллу, вигилла прочла, напрягая зрение:

• – Здесь я лежу, а мог бы ты лежать,
• Постели этой нам не избежать,
• И глупо ждать, когда придет пора —
• Ложись сегодня, как я лег вчера.

Гроссмейстер заново наполнил оба кубка: свой и дамы.

Остро запахло гвоздикой и мускатным орехом, сдабривавшими горячее вино.

– Оригинал, милочка, стоит в Цирамене, на могиле философа Зенона Басаврюка, основателя школы «оптимистического материализма». Это он первый ввел в обиход метафизический термин «sensus», то есть «понятие», и написал аксиоматический труд «Modus vivendi sensus». Мне пришлось изрядно потрудиться, прежде чем упрямец-оптимат дал разрешение сделать копию надгробья.

– Дал разрешение?

– А как вы полагали? Здесь только легальные экземпляры! Разве я рискнул бы держать в доме нелицензированную копию без ведома и согласия покойного эпитафизанта?! Вы скверно обо мне думаете, сударыня вигилла. Кстати, слева от вас эпитафия с места упокоения кушарского астролога и поэта Хумера ан-Байбаки. Истинная жемчужина собрания! Там очень точно замечено, что бывает, если браконьерствовать на кладбищах без соблюдения прав усопших…

Анри взяла указанную плиточку, выточенную из яшмы: