20  

– Благодарю, голубчик…

Бросив агитатору серебряный бинар и не дожидаясь сдачи, фон Шмуц двинулся в сторону гостиницы. Рассудок наконец-то очистился, став похож на бассейн, куда из различных труб беспрепятственно вливались и выливались, не замутненные личными оценками, впечатления дня. Оставалось ждать, пока бассейн наполнится.

Это также была составная часть метода, обычно приносившего потрясающие результаты. Впрочем, случались и досадные неудачи.

– Добрый вечер, ваша светлость! Вы, никак, снова в гостиницу? Солнце скоро сядет, а вы все на службе?

Барон споткнулся на ровном месте и едва не выругался, хотя не любил вульгарной брани. Откуда на его голову взялся этот стряпчий?! Руки чесались погнать назойливого крючкотвора взашей. Увы, ни малейшего повода для рукоприкладства не наблюдалось. Поздоровался человек, поинтересовался делами – не в тычки ж его за это, в самом деле?

– Добрый вечер, сударь. Вы на редкость проницательны. Я на службе круглосуточно. И направляюсь именно в «Приют героев».

– Как я вас понимаю! Ни минуты покоя, ни единой минуточки. Вот, извольте видеть: вчинил иск Ордену Зари по всей форме, – стряпчий продемонстрировал пухлый кожаный планшет для бумаг. – Не муха начихала: исковое заявление в двух свитках, заказное письмо с оглашением претензий, выплата королевской пошлины, приложение с описью, заверенное в нотариате, копию – в Гильдию Отельеров… опять же, сохранность имущества пропавших без вести, запросы, протоколы…

Странное дело: барон проникся сочувствием к усердному сударю Тэрцу.

– Изрядно мы с вами поработали, ваша светлость, изрядно…

– А скажите, сударь Тэрц… Вы не в курсе: кухня в «Приюте героев» сносная?

– Сам ранее не столовался, но отзывы слышал исключительно похвальные. Исключительно! Тамошняя повариха свое дело знает.

«Какое именно?» – хотел ядовито поинтересоваться Конрад, но вовремя сдержался. Все-таки обещал Трепчику не распространяться. Слово чести надо держать, даже если дал его простолюдину.

– Кстати, о поварихах! – идти молча стряпчий был неспособен категорически. – Довелось мне недавно регистрировать одну жалобу. К нашему с вами делу оная жалоба касательства не имеет…

Барон и здесь сдержался, поражаясь собственной снисходительности.

– …но попутно выяснилось: молочницу Анну-Батисту Колодзябчик муж регулярно поколачивает. Причиняет, значит, тяжкие телесные, большей частью – сапогами в живот. Бедная женщина… Но я, собственно, не об этом. Он ее бьет – а она ему детей рожает! Он бьет – а она рожает! Дюжину отпрысков извергу родила, и все – здоровехоньки. И сама молочница румяна и дородна на диво. Несмотря на – и даже вопреки. А почему так, знаете?

Барон почувствовал, что былой кошмар возвращается.

– Я вам отвечу, ваша светлость, почему! Потому что тень у Анны-Батисты Колодзябчик, урожденной Монтень, – особенная. С двойным, извините за народное словцо, пузом. Потому-то муж ей первое чрево хоть напрочь отбей – нипочем выйдет. И с именем у молочницы хитрые кренделя – бывало, муж с утра и не вспомнит, как жену зовут, и по какому поводу ее с вечера сапогами пинал… Не к добру это, уж поверьте Фернану Тэрцу, не к добру! На улицах шепчутся: грядет, мол, большое лихо…

Отчаявшись отделаться от стряпчего, Конрад терпел, стиснув зубы. И был просто счастлив, когда приблизился к черно-белому входу в «Приют героев».

Он и себя, право слово, чувствовал героем. Мог ведь и пришибить болтуна.


* * *


– …Ваша светлость, я еще раз со всей решительностью заявляю: с завтрашнего утра я начинаю пускать постояльцев! Для покрытия причиненных убытков! Знаете, сколько столяр Дубка запросил за ремонт? А штукатур Анастасий Рензит?! А маляры? паркетчики? запечных дел мастера?! Нет, вы даже представить этого не можете! Грабеж и разорение, грабеж и разорение…

– Не беспокойтесь, любезный сударь Трепчик. Я вчинил иск по всей форме, и не будь я Фернан Тэрц, если нам… то есть, вам не возместят убытки до последнего мона!

– Благодарю вас, дорогой сударь Тэрц. Что бы я без вас делал?! Да, кстати, ваша светлость: полюбуйтесь на этого балбеса. Утверждает, что его прислали вы, но крайне, крайне подозрителен! Выгрузил прорву разных вещей, уходить не желает, объясниться отказывается! И брови супит, знаете ли…

Барон посмотрел в указанном хозяином направлении – и не отказал себе в удовольствии долго изучать взглядом собственного камердинера, которого заметил сразу при входе. Любек, как обычно, имел такой вид, словно ему известны все тайны Мироздания, от Вышних Эмпиреев до ярусов геенны – но ни крупицей оных тайн он ни за что ни с кем не поделится.

  20  
×
×