Приют героев

Но вернемся на арену, как раз между завивкой винтом и сотней горячих.

– Клим! Держись!

– Стой, дура! Стой… – прохрипел Болиголов, изнемогая под напором Кольрауна.

От хранилищ с мергелем в бой кинулась семнадцатилетняя Мария. На ее глазах унижали и мучили спасителя, «дяденьку», возлюбленного, отца ее будущего ребенка, живое воплощение Вечного Странника. Позднее часть зрителей станет кричать по ночам, видя во сне каменное, неподвижное лицо Марии, на котором пылали огромные костры-глаза. Всю науку, преподанную Климентом, девчонка пустила в ход. Для Просперо Кольрауна десяток таких пигалиц – плюнуть и растереть, но там, на арене, будущий маг трона заполучил семиконечный ожог на левом плече.

Так вас больно кусает мелкая шавка, если вы на миг пожалеете кроху и, уже замахнувшись, придержите буковый посох.

Увы, развить успех Мария не сумела. Сперва ее сбил наземь насланный Кольрауном «ветер перемен», а затем власть над телом, – вовремя или нет, не нам судить! – захватил диббук. Лицо девушки ожило, становясь лицом маленького ребенка, Мария громко расплакалась и начала отползать к хранилищам, хлюпая разбитым носом.

– Н-не бей, дяденька! Я больше не б-буду!.. – всплыло эхом из прошлого.

– Не бей! – выдавил Климент, распластан на земле. – Сдаюсь…

Через неделю состоялось заседание Тихого Трибунала. Климент Болиголов был обвинен в ряде преступлений, совершенных с отягчающим применением магии. Ему вменялось в вину нападение на судью и обучение девицы-диббука бранным заклятьям.

Трибунал приговорил вспыльчивого Болиголова к семи годам заключения в «Очаровании», тюрьме для чародеев.

Через год при попытке к бегству Климент был развоплощен стражей.

Марию сперва хотели отправить на принудительное экзорцирование, что в ее возрасте и с учетом беременности в семидесяти случаях из ста закончилось бы помешательством или гибелью. Такую вероятность давали приглашенные консультанты. В «двух Т» заседали не звери: маги честно хотели помочь несчастной, учитывая личное ходатайство Просперо Кольрауна, – но оставить на свободе диббука с боевыми навыками они не имели права.

И тогда Месроп Сэркис, казенный товарищ одного из заседателей, предложил вариант «Семи печатей».

CAPUT IX

"МЫ СТРАННО ВСТРЕТИЛИСЬ С ТОБОЮ НА ОКРАИНЕ,

И БЫЛ ТОМИТЕЛЬНО-НЕЛЕПЫМ НАШ СОЮЗ…"

– Позвольте мне не вдаваться в подробности, – устало сказал Месроп.

Опаловая поверхность эффект-проекции пошла разводами и трещинками, словно у председателя не хватало сил удерживать связь. За одно такое предположение любого вига следовало высечь калеными розгами и отправить в отставку. Дело не в силах, подруга. Сил у толстяка хватит на все могилы кладбища: вскрыть, очистить и заново наполнить. Дело в памяти. Есть язвы, какие лучше не бередить. Иначе трещинками возьмется душа, невидимая для циников и соглядатаев.

Рядом уныло, по-мальчишечьи, шмыгнул носом малефик.

– Это была совершенно новая методика. Я разработал теоретические принципы, основываясь на симптомах печально известного слома. «Печать кузнечиков», «Печать первой звезды», «Печать жил»… Через восемь лет тема попала под запрет. Мы сами и вынесли вердикт: отказаться от использования, изучение закрыть, данные засекретить. Размахались кулаками после драки, твердолобые олухи!… сообразили, что смертная казнь иногда лучше помилования…

Ладони под пузырем сложились, сцепились пальцами. Опустив подбородок на молитвенную «решетку», толстяк продолжил рассказ тихим, невыразительным голосом. Анри слушала и примеряла судьбу Марии на себя. Так меряют платье чужого размера: втискиваясь, боясь, что треснет по шву, чувствуя себя вором, забравшимся при людях в чужой карман. Это ее, вигиллу «двух Т», закрывали семью печатями. Это ей, один за другим, блокировали внешние выходы маны – свинцовые, стальные, чугунные ворота захлопывались, ключи скрежетали в замках. Это ей, юной магичке-диббуку, забивали кляпом тайные вены, заколачивали крест-накрест колдовские окна, завязывали мертвым узлом нити чародейства. Мана билась внутри, лишена возможности излиться в мир. Первая печать, третья… седьмая… жеребца оскопили, у барса вырвали когти и зубы, мантикору заперли в клетку и выставили в зверинце для обозрения.

Все.

Ты больше не магичка, Мария. Ты – обычный человек.

Хуже – ты искусственно созданное подобие шмага, больного «синдромом ложной маны». Твоя мана не ложна, но она заточена в крепости тела, в равелине рассудка, в казематах сердца.