Приют героев

Не ваше дело, сударыня, думает барон обиженным тоном. Извольте не отвлекаться.

Следующие пять минут картинки на экране бегут под игривый аккомпанемент клавесина, слегка расстроенного, но вполне бодрого.

Барон клавесин игнорирует.

В ритме гавота Анри с ускорением прокручивает беготню по следу и разверзание могил. Историю Марии вигилла опускает. Вместо тайн минувших дней, сменив гавот на более приличествующую случаю алеманду, она вкрапляет допущение – плод кладбищенских открытий.

Картины, возникшие из ночной тьмы, знакомы обоим.

Записи шара-обсервера.

За одним исключением: в агрессорах, штурмующих Белую залу, даже ребенок опознает дрейгуров, или по-малабрийски бидриоганов – мертвецов, поднятых некромантом-вербовщиком. Лицо дрейгура, рубившегося с Германом, племянником барона, знакомо: землисто-дряблая кожа, на подбородке жесткая щетина. Это существо лежало в первой из разверстых могил; это оно сгорело, едва попытавшись ответить на вопрос. Анри сосредоточивается. Клинок Германа на излете отсекает дрейгуру мизинец и последнюю фалангу безымянного пальца на правой руке. Еще один удар, и острие кромсает левую скулу покойника. Мертвецу раны не помеха – упрямо и методично он теснит универсал-стратега к шару.

Сполохи, пятна.

Клавесин прекратил алеманду и ведет мрачную, мерную поступь басов, поддержан солирующим альтом.

Из черной ночи белыми лунами катятся слова.

«Кто-то поднял толпу дрейгуров и натравил на „Приют героев“. Кто-то, не боявшийся, что Кристофер Форзац перехватит управление телами или лишит дрейгуров витальности.»

«Высший Совет Чуриха. Любой из них сильней Кристофера.»

«Версия сговора подтверждается?»

«Да.»

«Чурих рискует. Значит, цена высока.»

«Риск не так уж велик. Смотрите…»

Трещины, разрывы, полосы.

– …что?

– Мягчительный крем, госпожа? Лечебные припарки?

– Делайте, что хотите.

Туман над озером Титикурамба.

Озеро колышущихся прядей от башен Чуриха до Цитадели.

Озеро соединяет территорию в единое целое.

«После провала квеста Высший Совет Чуриха может подать прошение Черному Аспиду, желая воссоединения земель. Этим никто не нарушит межгосударственных соглашений и не даст повода для войны…»

Юркая кривая игла – такой сшивают раны – суетится над озером. Кладет торопливые, грубые стежки. В тумане роятся призраки. Вдалеке, за башнями и Цитаделью, растет железная стена, увешана щитами с шипастыми умбонами. Окружает всю картину целиком.

«Если Аспид удовлетворит прошение, Чурихская долина войдет в состав Майората, приобретя экстерриториальность согласно „Пакту о нейтралитете“. Вы понимаете, к чему это приведет?»

«Понимаю. Пример Чуриха может оказаться заразителен. Идеалы – идеалами, а защита от вторжения – лакомый кусочек… Для этого даже разбойничий Куартаз нарядится в двуцветное трико. Я только не понимаю, зачем чурихским интриганам понадобился Пуп Земли? Безделушка, скипетр шута…»

«Не надо, барон. Все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд.»

«Вломиться в Чурих силой? Спрячут все улики, и выставят Реттию агрессивной дурой с имперскими амбициями. Начнутся пасквили: вместо квеста в поход выступили казенные герои…»

«Его величество не даст согласия на вторжение. У нас нет никаких оснований…»

Стежки над озером похожи на большие знаки вопроса.

Безнадежные пограничные столбы, изогнутые от дряхлости.

«И еще, сударыня… В деле – Надзор Семерых. Это строго между нами. Мне кажется, вам следует знать.»

«Я догадывалась.»

«Почему?»

«Потому что встала с правой ноги, а возле отеля на заборе сидел пестрый удод. Пожалуй, такой вариант меня радует.»

«Радует?!»

«Я предпочитаю иметь профосов Надзора на своей стороне. А вы?»

SPATIUM IX

ПРОФОСЫ НАДЗОРА СЕМЕРЫХ

или

СИНОПСИС АРХИВОВ ТИХОГО ТРИБУНАЛА

Редкий чародей рисковал загородить дорогу профосу Надзора Семерых.

Дело не в силе: на каждую силу отыщется мощь. Дело не в мастерстве: на каждого доку отыщется умелец. Дело не в мане: на каждое озеро сыщется море. Дело в страхе, глухом, подспудном, иррациональном, как голос из-под земли, поющий колыбельную.

Если ты – лютнист, ответь: легко ли сыграть «Небесную Джилью», когда под пальцами умолкает то одна, то другая струна, ля превращается в ми, диез – в бемоль, а ты не знаешь, какая нота соврет, какая струна онемеет в середине следующего пассажа?