Прзрачные вещи

Холостую квартирку, которую Хью снимал на шестьдесят пятой восточной улице, ему подыскала фирма. И так уж совпало, что именно в этих комнатах Джулия тому два года назад навещала одного из лучших ее молодых любовников. Ей хватило вкуса смолчать, но призрачный образ юноши, чья смерть на далекой войне так сильно ее поразила, то выходил из ванной, то рылся в холодильнике, – и вообще так странно замешивался в пустяковое дело, которым ей предстояло заняться, что она не позволила ни расстегнуть на себе молнию, ни уложить себя в постель. Разумеется, после приличного промежутка малышка пошла на попятную и вскоре уже помогала огромному Хью в его бестолковом любодействе. Однако едва прервалась привычная череда тычков и запышек, и Хью с неумело деланой бойкостью отправился за новой порцией выпивки, как образ бронзоватого и белозадого Джимми Мейджера вновь заместил костлявую реальность. Она обнаружила, что зеркало одежного шкапа, если смотреть из кровати, отражает ту же постановку для натюрморта – апельсины в деревянной чаше, – что и в короткую, словно жизнь цветочной гирлянды, пору Джима, ненасытного пожирателя этого лакомства долгожителей. Оглядевшись, она обнаружила источник видения в складках своей яркой одежды, брошенной на спинку стула, и почти пожалела об этом.

Следующее их свидание она в последний момент отменила, а вскоре за тем укатила в Европу. В душе Персона этот роман оставил след немногим больший пятнышка светлой помады на бумажной салфетке – и романтическое ощущение человека, державшего в объятиях возлюбленную великого писателя. Впрочем, время берет в работу эти эфемерные приключения, сообщая воспоминанию новый букет.

Ну вот, наконец, мы видим драный лист "La Stamрa" и пустую бутылку из-под вина. Строительство шло полным ходом.

12

Строительство шло полным ходом в окрестностях Витта, и целый склон холма, на котором он, как ему было сказано, сможет найти виллу "Настя", оказался изрыт и измызган. Ближайшее его окружение было так или иначе прибрано, образуя оазис тишины посреди гремящей и лязгающей дичи канав и кранов. И даже дамский магазинчик поблескивал среди лавчонок, обступивших полукругом свежевысаженную молодую рябину, под которую уже нанесли всякого сору вроде пустой пролетарской бутылки и такой же итальянской газеты. Здесь способность ориентироваться покинула Персона, но женщина, торговавшая поблизости яблоками с лотка, наставила его на истинный путь. Чересчур привязчивая большая белая псина неприятно затрусила следом за ним, но, окликнутая женщиной, отстала.

Он полез вверх по крутой асфальтовой стежке, шедшей вдоль белой стены, над которой виднелись ели и лиственницы. Узорчатая дверца в ней вела к какому-то лагерю или школе. Из-за стены доносились крики игравших детей, потом над нею проплыл и приземлился к ногам Персона бадминтонный волан. Персон оставил его без внимания, он не принадлежал к породе людей, услужливо подбирающих вещи для посторонних, – перчатки, укатившуюся монету.

Чуть дальше проем в каменной стенке обнаружил короткую лестничку и дверь беленого бунгало с надписью французским курсивом "Вилла Настя". Как часто случалось в романах R., "на звонок никто не ответил". Хью заметил пообок крыльца ступеньки, спускавшиеся (после дурацкого-то восхождения!) в едкую сырость самшита. Обогнув дом, они привели его в сад. Широкий и мелкий бассейн, лишь наполовину достроенный, соседствовал с небольшой лужайкой, в середке которой, загорая, покоилась в полотняном кресле дебелая дама средних лет с болезненно малиновыми конечностями, намазанными чем-то жирным. Экземпляр, и без сомнения тот же самый, "Фигур" и так далее со сложенным письмом заместо закладки (коего, по нашему мнению, было бы лучше Персону не признавать), лежал поверх сплошного купальника, в который была упрятана основная часть ее туловища.

Мадам Шарль Камар, рожденная Анастасия Петровна Потапова (весьма почтенная фамилия, превращенная ее покойным супругом в "Патапуф"), была дочерью богатого скотопромышленника, который вскоре после большевистской революции эмигрировал с семейством из Рязани в Англию через Харбин и Цейлон. Она давно уж свыклась с необходимостью развлекать то одного, то другого из молодых людей, обмороченных непостоянной Армандой; однако этот новый ухажер оказался одет, будто прикащик, и было в нем что-то еще (твоя одаренность, Персон!), озадачившее и раздражившее мадам Камар. Она предпочитала, чтобы люди умещались в какие-то рамки. Швейцарский юноша, с которым Арманда в эту минуту каталась на лыжах в вечных снегах высоко над Виттом, – умещался вполне. То же и близнецы по фамилии Блэйк. То же и сын старого горного гида, златоволосый Жак, чемпион бобслея. А мой долговязый и хмурый Хью Персон в этом ужасном галстуке, вульгарно пристегнутом к дешевой белой сорочке, и в невозможном каштановом костюме не принадлежал к миру, который она почитала приемлемым. Услышав, что Арманда развлекается неведомо где и едва ли воротится к чаю, он не потрудился скрыть удивление и досаду. Стоял, поскребывая щеку. Испод его тирольской шляпы потемнел от пота. А письмо его Арманда получила?