Нопэрапон или По образу и подобию

– Вслух? – мигом поинтересовался Димыч.

Ленчик подумал.

– Давай вслух, – благосклонно разрешил он.

– «Этот человек был бойцом, чемпионом мира по боям без правил, мастером кемпо-дзюцу, лучшим учеником Ройса Грейси, – слегка картавя, затянул Димыч на манер панихиды. – Его бой с одним из представителей местного клуба „Тайра“ закончился неожиданно для всех. Уже на первой минуте поединка после серии мощнейших ударов по голове американца ему потребовалась медицинская помощь…»

– После серии мощнейших ударов по голове американца, – со вкусом повторил я; потом, не вставая, изобразил эту серию в красках и подробностях. – Не статья, а мечта патриота! Янки, гоу хоум – и в рыло!

Димыч хмыкнул и продолжил:

– «Медбригада констатировала остановку дыхания. В 21.20 пострадавшего доставили в отделение нейрохирургии. А по смертельному рингу, как по подиуму, расхаживали манекенщицы в вечерних платьях, которым было невдомек, что человеку на носилках уже не до их праздника жизни…»

– И прослезился. – Я, кряхтя, встал. Пора одеваться. Пора ковылять домой. Зализывать раны пора. А там будем посмотреть.

Ну злой я, злой!.. И плевать хотел на их праздник жизни после серии ударов по голове.

– Ты завтра ходячий? – спросил Ленчик.

– А хрен его знает, – честно ответил я.

– Жалко. Я тебя в одно место свозить хотел. Разговор есть.

– Не, Ленчик… Давай в другой раз.

– Давай. Хотя надо бы завтра.

– Темнишь?

– Нет. Просто…

Он скосился на дверь. Со значением. Дескать, лучше с глазу на глаз. Не приведи Великое Дао, подслушают или заметку втихаря прочтут – караул!

Враг не дремлет!

– Семеныч, ты завтра точно не можешь?

Я завтра точно не мог. По целому ряду причин. Хотя знал: если Ленчику какая блажь втемяшится в голову – ее оттуда не то что колом, асфальтовым катком не вышибешь! Впрочем, спасение мое объявилось внезапно.

– Давай я съезжу, – предложил Димыч, отрываясь на миг от заметки. – Чего тебе с твоим коленом мотаться? Ленчик, я тебя устрою?

Ленчик долго размышлял.

Губами даже шевелил.

– Ладно, – наконец смилостивился он. – Семеныч, ты его потом расспроси, в подробностях. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул я. – Расспрошу. С пристрастием. На дыбу вздерну и расспрошу.

– А бросал ты их здорово. – Ленчик надел куртку и стал аккуратно расправлять капюшон. – Кто ж мог знать, что там паркетина отскочила… Тебя подождать?

– Подожди. До метро прогуляемся. Или машину поймаем.

Я не стал объяснять Ленчику, что дело не в паркетине. Не совсем в паркетине. А в грехах юности, героической дури былого, которая так и норовит сейчас отдаться в сломанном некогда запястье.

Или в опорной ноге, когда та не вовремя вспоминает о прошлых вывихах и запаздывает на миг выполнить приказ.

Ленчик старше меня года на два-три.

Он и сам все понимает.

Дмитрий

Под ногами вкусно чавкала весна.

Какой-то придурок оставил здоровенный трейлер стоять прямо посреди улицы, так что к нужному нам дому таксист подъехать не смог. Вот и приходилось теперь месить грязь Нижней Гиевки, лавируя между многочисленными лужами.

Всегда удивлялся и завидовал тем везунчикам, которые даже в распутицу ухитряются сохранить обувь и брюки в первозданной чистоте. У меня это никогда не получалось. Как ни стараюсь ступать аккуратно – все равно туфли придется дома отмывать. Хорошо хоть штаны такой расцветки, что грязи на них не видно, – но ее там хватает, можно не сомневаться! Зато нижний край моего плаща все явственнее приобретает вид камуфляжа.

Ну и черт с ним! В первый раз, что ли? Привык уже…

По левую руку от нас, на пустыре, жгли костры из всякого хлама. Запах дыма удивительно напоминал аромат осенних пожарищ, где топливом служит палая листва (да что ж они там жгут, в самом деле?!); костров было несколько, пять или шесть, они располагались огненным полукольцом, охватывая помост… да нет, не помост – просто мусоросборочную машину, и на крыше кабины топтался мужик в ватнике. Зачем? с какой целью?! – Бог весть, но снизу на мужика во все глаза глядели двое его коллег и толпа местной пацанвы.

Пьеса «Киецунэ» в новом переложении, сцена шестая, реплика: «…все тщетно в нашей жизни. На мгновенье блеснет роса – и тает без следа…»

Смейся, паяц.

Дом, до которого мы наконец дохлюпали, мне сразу понравился. Чистенький, розовый, за ажурной оградкой – именно оградкой, а не высоченным забором, сплошь утыканным поверху битым стеклом, как все вокруг. Клумбы, цветники, деревья в нежной клейкой зелени – и никаких теплиц, огородов… Веранда. Дорожки опять же плиткой выложены. С любовью сделано, сразу видно.