Нопэрапон или По образу и подобию

Господин Уэмура вновь замолчал, вороша тонким медным прутом рдеющие в жаровне угли. Господин сенагон с детства любил это делать сам, не прибегая к помощи слуги.

У каждого – свои причуды.

– В итоге неудовольствие сегуна миновало хитреца и обратилось на вас, уважаемый Дзэами-сан! Но открыто его выразить или подвергнуть опальных новой опале, – усмешка встопорщила усы сановника, – сегун не решился: это значило бы признать правдой все те намеки, которые якобы содержатся в «Парчовом барабане». Поэтому он ничего не стал предпринимать. Но дал понять Онъами: если фаворит сам, от своего имени предпримет некие тайные или явные, пусть даже и не вполне законные, шаги – власти закроют на это глаза.

– Мой племянник хочет, чтобы я официально передал ему свои трактаты по искусству Но и признал его своим преемником. Отняв титулы официальные, он добивается большего – заполучить мою душу, да с поклоном, да на людях!

Дзэами процедил последние слова глухим, сдавленным голосом, не поднимая глаз.

– Совершенно верно! Именно этого он и добивается. И теперь, когда наш повелитель негласно одобрил его возможные действия… Я опасаюсь, что вас могут ждать неприятности, уважаемый Дзэами-сан! Поэтому я счел своим долгом предупредить вас – а заодно и выразить свое восхищение вашей пьесой!

– Какими еще неприятностями сможет досадить мне этот мерзавец, позорящий семью? – Будда Лицедеев нашел в себе силы грустно улыбнуться. – Труппе моего старшего сына запрещено играть в столице, меня отстранили от дел, вынудили уехать сюда… Я не ропщу. Вы же знаете, благородный Уэмура-сан, я принял постриг, мне пристало со спокойствием и смирением принимать все удары судьбы. Что еще сможет мне сделать Онъами такого, чего бы я уже не пережил?

– Мне не хотелось об этом говорить, Дзэами-сан, но раз вы сами спрашиваете… Мне кажется, ваш ревнивый племянник сейчас способен на все. Вы понимаете меня, великий мастер? На все!

– Благодарю вас за предупреждение, господин Уэмура. – Голос старика теперь прозвучал несколько суше, чем обычно. – Может быть, благополучие моих сыновей не стоит этих несчастных свитков?..

Дзэами словно размышлял вслух:

– В конце концов, все это – суета и прах. Вечно лишь небо. Какое дело небу, у кого в итоге окажутся трактаты, кого признают или не признают моим преемником? Может быть, мне и впрямь согнуть лишний раз спину, отдать свитки Онъами – и тем избавить от вечной угрозы себя и свою семью? Что у старика осталось, кроме пустых свитков, кроме былой славы? Если Онъами получит желаемое, ему уже нечего будет у меня отобрать, и он оставит всех нас в покое. Как думаешь, сынок?

Дзэами резко обернулся к сыну.

Не ожидавший этого Мотоеси взглянул отцу в глаза – и словно провалился в клокочущую бездну, подернувшуюся белесой коркой льда снаружи, но пышущую жаром изнутри. И из этой бездны к юноше медленно всплывал гладкий пузырь маски.

Нопэрапон.

Очертания маски непрестанно менялись, плавились, прорастали острыми углами скул, косым разрезом глаз с сеткой морщин по краям, гневно раскрылся в беззвучном крике черный провал рта; длинные седые волосы развевались, словно под ветром, – и, когда маска заполнила все вокруг, надвинулась, готовая лечь на лицо, прирасти и прорасти внутрь, – Мотоеси вдруг понял: на него надвигается искаженное яростью лицо его собственного отца!

– Не делайте этого, отец! – плохо соображая, где он и что говорит, выкрикнул юноша в порыве праведного гнева. – Это позор – пойти на поводу у злодея! Вы правы, не в трактатах дело, но честь – она так же вечна, как и небо! Онъами обесчестил свое имя, но не имя семьи – так сохраним же его в чистоте!

– Вы слышите, господин Уэмура, что говорит мой сын? – Будда Лицедеев наконец-то улыбнулся по-настоящему и ободряюще кивнул Мотоеси; старик явно был доволен ответом последнего. – Смею ли я теперь колебаться?! У нас впереди еще много жизней, а честь – одна. Пусть мы и не самураи, а всего лишь актеры, – но и у червя есть своя гордость. Онъами ничего от меня не получит!

Великий мастер еще раз улыбнулся и с наслаждением повторил:

– Ничего!

4

Сегодня с утра, к счастью, никто не беспокоил Будду Лицедеев и его сына. Визиты, советы, беды и удачи – все они заспались и не очень-то торопились вылезать из-под теплых одеял. Поэтому, наскоро перекусив рисовыми колобками с начинкой из соленого тунца, Мотоеси поспешил исчезнуть из дому.