Лучший день в жизни

– Все было замечательно, – с притворной улыбкой заверила она, надеясь, что ее проницательная сестра ничего не заметит. – За исключением моего запястья.

– Да уж, не повезло. Хорошо еще, что рука левая.

Джейн не сказала ни слова о Лесли. Забрав собак и направляясь к клиентам, Коко задумалась: неужели Джейн приняла и его? Пока сестры беседовали, Джейн не переставая поглаживала живот, как часто делают беременные. Неужели она настолько изменилась? В День благодарения им предстояло собраться в Лос-Анджелесе всей семьей, и Коко надеялась к тому времени избавиться от ощущения, что ее жизнь кончена. Она пережила смерть Йена и даже нашла в себе силы воспрянуть духом, значит, переживет и расставание с Лесли.

Коко собрала больших собак, затем съездила к клиентам в западный район Кау-Холлоу, проделала обычный путь и занялась привычным делом. Каждый день она приезжала из Болинаса и возвращалась туда, но при этом чувствовала себя так, будто внутри у нее все умерло. Следующие три недели Лесли не звонил, и она не тревожила его звонками. Он не хотел настаивать, а она старалась забыть его и считала, что без телефонных разговоров это удастся ей быстрее. Коко боялась услышать его голос, зная, что неизбежно влюбится в него вновь и повторится то же самое. Нет, она ни за что не отважится. Она слишком напугана.

Коко не разговаривала ни с кем из родных до самого Дня благодарения и отъезда в Лос-Анджелес. Она оставила Салли на попечение Эрин и планировала вернуться через два дня. Лиз пригласила ее погостить у них в арендованном доме. К праздничному ужину ждали Гейбриела. Коко предстояло первое знакомство с ним, впрочем, она уже видела его в «Бель-Эйре» вместе с матерью, но об этом ее родные не знали.

В аэропорту Лос-Анджелеса ее встретила Лиз и отвезла в дом, где ждала Джейн. Вечером накануне Дня благодарения они собирались тихо поужинать втроем. Лиз не спрашивала о Лесли, Коко не упоминала о нем. Где он сейчас? Может быть, уже в Нью-Йорке встречает праздник с Хлоей и ее матерью… Поскольку он не звонил, Коко не знала, покинул он Венецию или съемки затянулись. Лучше не торопить события, предоставить им идти своим чередом. Жребий был брошен в последний вечер в Венеции, и она приняла решение. Лесли понял это по ее молчанию и, судя по тому, что молчал сам, согласился с ней. Они по-прежнему любили друг друга, но Коко уже не сомневалась в том, что подозревала с самого начала, – будущего у них нет. Вернувшись из аэропорта, Коко и Лиз застали Джейн растянувшейся на диване, она приветливо помахала сестре рукой. Джейн так округлилась, что напоминала пляжный мяч с руками, ногами и головой, и Коко, подошедшая обнять ее, невольно заулыбалась.

– Бог ты мой, ну ты и громадина!

Похоже, за три недели живот Джейн увеличился вдвое.

– Если это комплимент, то спасибо, – усмехнулась Джейн.– А если нет, иди ты к черту! Попробовала бы сама потаскать такую тяжесть! – Коко едва сдержала болезненную гримасу, сразу вспомнив, как мечтала о Лесли и детях. – Боюсь даже думать о том, как вырастет этот младенец за два месяца – душа в пятки уходит!

Ужин прошел весело, с дружеской болтовней и смехом. Лиз и Джейн закончили работу над фильмом и на следующей неделе перебирались обратно в Сан-Франциско. Тарелки уже опустели, бутылка вина заканчивалась, когда Джейн вдруг спросила сестру о Лесли, она только теперь заметила, что за весь вечер Коко ни разу не упомянула о нем.

– Думаю, у него все в полном порядке, – ответила Коко и внутренне сжалась, готовясь к продолжению. Она переглянулась с Лиз, уверенная, что та ничего не говорила Джейн. Коко благодарила судьбу за три недели передышки: ей хватило этого времени, чтобы собраться с силами перед разговором с сестрой.

– У вас с ним все хорошо? – насторожилась Джейн.

– Вообще-то нет, – спокойно ответила Коко. – Все кончено. Ты была права. Папарацци пару раз выслеживали нас, а накануне моего отъезда из Венеции устроили засаду. Как ты и предсказывала, – со стоическим видом продолжала она, – я рухнула, словно карточный домик. Они до смерти перепугали меня. Я отделалась несколькими швами и сломанным запястьем и рассудила, что с меня довольно. Так жить я не могу. Поэтому я здесь. И опять одна.

После этих слов в комнате ненадолго воцарилась, тишина. Коко ждала целого шквала упреков и напоминаний: «Я же тебе говорила!» – но вместо этого Джейн придвинулась ближе и коснулась ее руки. К тому времени швы уже сняли, рана на руке затянулась. О ней напоминал только небольшой шрам, ничтожный по сравнению с теми, которые остались на сердце. Коко часто казалось, что оно разлетелось на части.