Парижский шлейф

Серебристый «Рено» стоял, загораживая вход в подъезд. Настя улыбнулась. Ну, конечно, ее дорогому Николаю наглости не занимать.

Сумка была отправлена в багажник. Настя села вперед, задев плечом услужливо раскрытую перед ней дверцу: и как только в этом непостижимом мужчине сочетаются галантность и хамство, нежность и безразличие? Николай обошел машину, занял водительское кресло и вставил ключ в замок зажигания. Мотор едва слышно заурчал. Автомобиль тронулся с места и незаметно съехал с низенького бордюра.

– Теперь рассказывай, – Настя пристегнула ремень безопасности и откинулась в кресле.

– О чем? – удивился он.

– Ты уже шесть месяцев мучаешь меня тайной о своем загородном доме. То едем, то не едем – с осени голову морочишь.

– Вот, собрались. Ты что же, не рада? – Голос Николая опять прозвучал раздраженно. Господи, ну что это такое?! Просто рекордсмен по недовольствам.

– Рада, – она повернулась к нему, – но там же вроде все уже давно готово.

– Ну да, – Николай на миг замолчал, задумался, а потом ни с того ни с сего снова разозлился: – У меня желания не было! Достаточная причина? Все время, дурак, чего-то ждал!

– Ладно-ладно, – Настя испугалась, что глупая ссора испортит им всю поездку, – не хочешь говорить – не надо.

Она ласково погладила его по идеально выбритой щеке.

– Просто расскажи, что за особняк ты там построил.

– О-о, – Николай заметно оживился, кажется, даже вздохнул с облегчением, – это грандиозная постройка красного кирпича в стиле ампир с элементами готики и вкраплениями модерна!

– Ну-ну, – Настя засмеялась, – давай-ка остановимся на «красном кирпиче» – в остальном, думаю, ты ни черта не смыслишь.

– Мадемуазель отказывает нам в художественном вкусе и эстетическом воспитании?! Да будет вам известно, что мы – благородных кровей. – Николай уже вошел в раж и дурачился по полной программе. – Наша державная мать преподавала студентам основы коммунизма, а потом стала – кем бы вы думали? – специалистом по художественной культуре и литературе родного края. Так что осторожнее на поворотах, малыш!

– Да-да-да. – Настя улыбнулась, ей тут же передалась веселость Николая. – Поэтому ты, как потомственный знаток «родного края», рассуждаешь о готике и ампире? И где это ты в Москве…

– Ну-у, что значит – в Москве? – перебил ее Николай. – Нам довелось побывать и в лучших странах.

– Москва – не страна, – засмеялась она, – «два» тебе по географии.

– Угм. Но и не город в России, «кол» тебе по социологии.

– Противный ты, – Настя надула губы.

– Зато, в отличие от некоторых, знаю жизнь.

– Ладно, так ты опять о Франции? Франкофил необузданный: вина – французские, машина – французская, одежда – французская. Всю квартиру мне завалил французскими фильмами и книгами. Как только умудрился себе русскую девушку найти?

– Это-то как раз понятно! – Николай отнял правую руку от руля и погладил Настю по колену. – Ты соответствуешь моим представлениям об идеальной француженке, ясно? Только вот любишь по-русски.

– Ну, – Настя от души рассмеялась, по-своему поняв его слова, – если вместо «Николай!!!» в постели тебе приятно слышать «О, Николя!», я попробую.

– Да я не об этом, – он с надрывом вздохнул, – по-русски, значит, до потери мыслей. Эх, не выйдет из тебя настоящей француженки – не хватит такта. Все мысли о постели!

– Ах так?! – Настя сделала обиженное лицо и долгую паузу, но все-таки не выдержала: – Ну, и кто же, по-твоему, «идеальная французская женщина»?

– Это, – Николай задумался, – могла бы и догадаться – Катрин Денев, конечно.

– Ну-ну, – Настя надула губы. – Она тебя старше! И, кроме того, уж точно на пушечный выстрел такого извращенца, как ты, к себе не подпустит!

– Я – извращенец?! – шуточный тон Николая трансформировался в придуривающийся визг. – Это я – извращенец?! А кто же тогда, милочка, маркиз де Сад, например? Нежить?

– Все-все, прекрати, – Настя уже просто покатывалась со смеху, – нас ГАИ остановит – подумают, что я водителя насилую, раз он так орет. Маркиз – больной человек, ему можно. Да и чем заниматься в тюрьме, как не писать всякие гадости?

– А-а-а, – Николай сделал страшное лицо. – А за что его в тюрьму сажали?

– Не помню, – Настя пожала плечами.

– Зато я прекрасно помню, только вслух сказать стесняюсь. А ты говоришь – я извращенец. Я – тихий, смирный агнец божий. Мне до де Сада, как до Китая раком.