Парижский шлейф

– Только не вздумай здесь купаться, – тут же предостерегла Жаклин Настю, заглянув в широко раскрытые глаза своей новой помощницы, – уволят сразу.

– Разумеется, – Настя поспешила отвернуться от манящей воды и выйти из ванной комнаты, – так что я должна буду делать?

Жаклин потратила чуть ли не полчаса на объяснения: как ухаживать за растениями, как перестилать постельное белье, менять полотенца, вытирать пыль, мыть полы. Она говорила много, объясняла Насте все нюансы. Состоятельная женщина – клиент особый. Такая готова потратить большие деньги на удовольствия, но с условием, что все будет организовано безупречно. Не приведи боже ей наткнуться на волос с головы своей предшественницы, будь та хоть женой президента, закатит директору такой скандал! Женская брезгливость – тоже немаловажная особенность. Это мужики готовы удовлетворить сексуальную потребность с приглянувшейся проституткой чуть ли не в стеклянной будке или за холщовой занавеской уличного pip-show, женщина – никогда! На этом моменте своей речи Жаклин горделиво вскинула голову. Женщине нужна иллюзия другой реальности: декорация сказки – или она не станет связываться с продажным мальчишкой вообще. Не случайно, когда в последний раз здесь делали капитальный ремонт, то пригласили лучших дизайнеров, потратили чертову кучу денег. В этом номере сделали экзотический остров, в другом – дворец, в третьем – звездное небо, в четвертом – джунгли, и так далее. Никаких повторений! Все продумано до мелочей. Настя хотела было поинтересоваться, сколько стоит такая вот комната за ночь, но не решилась. Жаклин наконец умолкла и, дав новой горничной последние ценные указания, оставила ее одну. У Насти было всего полтора часа на то, чтобы вычистить посещенный накануне номер до кристального блеска. Если не терять времени зря – можно успеть.

Она аккуратно сняла с кровати кое-как брошенное покрывало и начала менять постель. С каждым прикосновением к роскошным простыням, которые едва уловимо пахли дорогими духами и вчерашней страстью, к гладкой добротной мебели, которая наблюдала за играми самопровозглашенной королевы и ее временного пажа, к дорогой кафельной плитке в шикарной ванной комнате воображение Насти все живописнее рисовало ей картину недавних событий. Настя представляла себе, как взрослая француженка – примерно возраста Элен – выбрала среди стриптизеров клуба понравившегося мальчишку и удалилась с ним в номер. И никто не спросил этого глупого жиголо, желает он свою новую хозяйку, хочет ли быть ее рабом. Ему пришлось исполнять все капризы, пришлось униженно ползать перед ней на коленях, целовать, прикрывая глаза от мнимого удовольствия, и старательно изображать огненную страсть. Настя так глубоко погрузилась в свои мысли, что, не контролируя себя, осторожно присела на краешек стула и уставилась на кровать. Там, словно на экране телевизора, разворачивались, одна за другой, невероятные и завораживающие сцены. Вот мадам приказывает ему раздеться, и он послушно стаскивает с себя полосатую майку, темно-синие брюки: сегодня он изображал на сцене морячка. Потом она заставляет его встать на колени и вылизать острые носки ее неприлично дорогих кожаных туфель. Он повинуется, играя удовольствие. А затем гостья достает из сумочки настоящую плетку и начинает осторожно – едва касаясь спины мальчишки смазанными ударами – стегать. Постепенно она распаляется не на шутку, кричит, называет его «подстилкой», старается достать кожаными хвостами плетки до самых чувствительных мест. Он не выдерживает, разражается жуткими стонами и… в ту же секунду начинает стариться прямо на глазах. На лицо набегают морщины, ноги и руки становятся дряблыми, кожа обвисает мешками, волосы седеют, и чуть ли не в пол упирается болезненно раздувшийся живот. И все это кажется естественным, словно разумеющимся само собой – только так и бывает, только в этом есть правда. В очередном безудержном крике недавний мальчик поворачивает к Насте свое лицо, и она узнает в этом жутком, перекошенном мучениями внезапном старике Сергея Сергеевича. Все в жизни становится на свои места. Месть вершится. Настя поднимает глаза на мадам и видит в помолодевшей вдруг француженке себя…

Она вскочила со стула как ошпаренная. Из отведенных ей полутора часов прошло уже тридцать минут, а она не успела сделать и четверти своей работы. Усилием воли Настя заставила себя забыть невероятные видения и взять в руки тряпку, но навязчивые мысли набегали то и дело, возвращаясь яркими вспышками. Подсознание оказалось сильнее ее самой: умом Настя понимала, что такие картины – следствие тяжелых душевных ран, что нужно во что бы то ни стало с ними бороться, но при этом они приносили такое удовольствие, что сопротивляться разыгравшемуся воображению не оставалось сил. Как бы то ни было, в этом состояла справедливость: женщина могла отомстить мужчине за свою боль, надругаться над ним в ответ. И это было хорошо, это было правильно. Вечный закон войны полов, по которому противники обязаны быть на равных.