Год жжизни

Так вот, вчера в питерском «Камеди клабе» ребята сильно переволновались оттого, что я пришел. А сам факт заметного волнения на сцене «Камеди клаба» — уже приятное зрелище, волнующийся артист на сцене сегодня вообще редкость: волнение всегда свидетельствует о том, что человек не бессовестно относится к своему делу.

Шутки были разного уровня, некоторые номера совсем не удались, но там есть атмосфера волнения, риска и — как следствие — творчества. А ещё было видно, что они со сцены всё время посматривают на мою реакцию и сильно радуются, если я смеюсь. Ну что ж, я им всем помог, хохотал над чем даже хохотать не стоило, мне было нетрудно. Мы друг другом остались довольны.

А вот тем, что не удалось уделить должного внимания всем людям, пришедшим за автографами в книжные магазины в Москве и Санкт-Петербурге, — я не доволен. Я видел, что некоторые отстояли по два часа, а мне всё равно удавалось только встретиться с ними глазами, поставить закорючку-автограф и сказать буквально два-три слова. Как же забавно и странно, а иногда совершенно непонятно ощущать… точнее не ощущать, а знать, что я известный писатель, что ко мне относятся как к мэтру… Я к этому не могу привыкнуть, и мне перед каждым хочется извиниться.

Однажды, года три назад, встретил я своего однокашника в Кемерове. Когда-то он неплохо играл в футбол, потом пьянствовал, а потом не знаю чего делал. Но вот встретил я его, а он толстый, румяный, благообразный, с огромной бородой, в чёрной рясе и с крестом на пузе. Я ему говорю: «Женька! Здорово! Что с тобой стряслось?!» А он говорит: «Да вот…» Поговорили мы… Я его спрашиваю: «А где ты такую рясу красивую раздобыл?» И он отвечает: «Пошил, иранский шёлк, дорогая и парадно-выходная, не на каждый день».

Вот так мы стоим на улице, беседуем, и вдруг подходит к нам тётушка в плащике, в платочке, протягивает моему приятелю руки, сложенные лодочкой, он укладывает ей свою пятерню в протянутые ладони, а она его руку целует. Я опешил и от неожиданности ляпнул: «Что же вы делаете, это же Женька?!»

Когда женщина отошла, Женька сказал: «Ну не реагируй так сильно. Такая у нас работа, понимаешь… И теперь я уже не Женька, а отец…» (не могу вспомнить, какое ему там присвоили имя).

Ушёл я тогда обескураженный и засомневался.

В общем, странно для меня отношение ко мне как к мэтру, всё время оно провоцирует меня что-нибудь отчебучить. Но иногда приятно. Иногда.

17 апреля

Диктую по телефону короткое сообщение. Выезжаю из города Владимира в сторону города Иваново. Никогда в Иванове не был, но сильно сомневаюсь, что по этому городу ходят неприкаянные невесты в белых платьях и фате, хотя у большинства людей, которые знают русский язык, город Иваново именно с таким образом и ассоциируется.

Очень холодно. Такое ощущение, что деревья втянут только что вылупившиеся листья обратно в стволы и ветки. По радио песня «Джанго» «Холодная весна» прозвучала как-то особенно актуально…

После десяти дней, которые были в основном заняты интервью и большим количеством презентационных мероприятий, связанных с выходом «Асфальта», после концерта в «Апельсине», которым я доволен, хотя и не понимаю, как доиграл его до конца, и после уже окончательно забитой пробками Москвы — здесь заборы, деревянные дома и купола. Тихо, собаки бегают. Даже не верится, что всего двести километров до Москвы…

19 апреля

Опять диктую по телефону, находясь в дороге между Ярославлем и Вологдой.

Осенью, как известно, у меня был сорван спектакль в Ярославле, когда из-за анонимного звонка телефонного террориста спектакль «Как я съел собаку» был прерван, а зрители выведены из зала. Это был, первый такой случай в моей жизни. Я очень пережинал, мы старались держать под контролем поиски телефонного хулигана, но они оказались тщетными, а горечь и ощущение неотмщённой сильной обиды не отпускали. И я пообещал, что в следующий раз, когда приеду в Ярославль, уже со спектаклем «ОдноврЕмЕнно», сначала доиграю прерванный спектакль, — ровно с того места, на котором он был остановлен, — а потом уже сыграю объявленный в афише.

Вчера это совершилось. Перед спектаклем поработали спецслужбы, собачка (овчарка) всё тщательнейшим образом проверила и обнюхала. И всё равно, конечно, мы ничем не были защищены от нового анонимного звонка. И если бы он случился, вновь бы пришлось эвакуировать людей. Напряжение не пропадало ни на секунду, и получилось, что мне вчера пришлось играть практически три часа. Разумеется, я устал, но и зрители устали. Но какая же была в зале чудесная атмосфера! Все были рады тому, что просто взяли и победили, было много цветов. Я очень профессионально удовлетворён и по-человечески счастлив. А собака, дежурившая все три часа за кулисами, проявляла постоянное беспокойство, и ей хотелось действовать. При этом она вела себя тихо, деликатно, — в общем, оказалась настоящим профессионалом.