Адам улыбнулся ей, разлил остатки шампанского по бокалам.
— А что ты тогда делала? Ты же была совсем маленькой?
Глаза Хилари затуманились. Она вспоминала… Пятьдесят девятый… Жила ли она тогда в Бостоне, с Эйлен и Джеком, или уже в Джексонвилле?.. Больно было об этом думать. Акси и Меган уже не было…
— Да так… Ничего особенного. Я, кажется, тогда жила у тетки, в Бостоне.
Хилари постаралась подать это буднично, почти шутливо.
— А где были твои старики?
— Они погибли, когда мне было восемь… и девять лет.
— Не одновременно?
Хилари кивнула, мечтая снова вернуться к теме работы. Ей не хотелось говорить с ним об этом. Не только с ним, а вообще с кем бы то ни было.
— Какой ужас. В автокатастрофах? Хилари молча кивнула головой и залпом допила свое шампанское.
— Ты была единственным ребенком? Она посмотрела ему в глаза с удивившей Адама холодностью и жестокостью и подтвердила:
— Да, единственным.
— Невеселая история.
Адаму было ее жаль, но Хилари это только злило. Она не хотела, чтобы ее жалели — ни он, ни кто-либо другой. Чтобы рассеять мрачное настроение, она попыталась улыбнуться:
— Может быть, поэтому я так люблю свою работу. Для меня это дом.
Ее высказывание показалось Адаму излишне патетическим, но он ничего не сказал.
— Что ты окончила?
— Нью-Йоркский университет. Хилари не стала говорить, что занималась на вечернем отделении без отрыва от работы.
Адам кивнул.
— Мы с Барбарой учились в университете Беркли.
— Представляю, как это здорово, — улыбнулась Хилари. Адам накрыл своей рукой ее руку. Он больше не хотел говорить о своей бывшей жене, все его мысли занимала девушка, сидящая напротив.
— Я рад, что мы выбрались сегодня вместе поужинать. Я давно хотел с тобой поговорить. Ты замечательно работаешь.
— Приходится, — усмехнулась Хилари. — Я же в Сибиэй достаточно долго. Семь лет.
Все эти годы она пробивалась наверх, пока не стала постановщиком. Она имела право гордиться собой и гордилась. Путь из джексонвилльского детдома, а тем более из Бостона, был очень, очень долгим.
— Переходить никуда не думаешь?
— Из Си-би-эй? Зачем?
— Потому что в этом бизнесе вообще все динамично. Адам это знал на собственном, и не единственном, примере.
Хилари покачала головой с решимостью в глазах, которая поразила его:
— Я никуда не собираюсь переходить. Я присмотрела себе оч-чень красивый кабинет.
Адам почувствовал, что Хилари действительно не шутит.
— Зачем тебе это?
Его озадачило такое честолюбие. Он любил свою работу, добился в ней успеха, но никогда не стремился к высотам карьеры и не мог вообразить себе таких устремлений у красивой молодой девушки.
— Потому что для меня это важно… — Хилари решила быть с ним откровенной:
— Это означает безопасность. И самореализацию. Это нечто ощутимое, что я могу забрать с собой вечером домой.
— Пока тебя не уволят и не возьмут кого-нибудь другого, — возразил Адам. — Не делай ставку только лишь на работу. В один прекрасный день ты окажешься одинокой и разочарованной.
— Это меня не пугает.
Хилари была одна всю жизнь, она привыкла к этому. Ей так даже нравилось, никто не мог ее ни обидеть, ни предать.
«Странная девушка, — думал Адам. — Мне, пожалуй, никогда не встречались такие независимые, честолюбивые особы».
Он отвез ее домой и надеялся на приглашение зайти, но Хилари лишь с теплой улыбкой пожала ему руку и поблагодарила за вечер.
Всю дорогу до своего дома Адам думал о ней и, едва переступив порог, набрал ее номер телефона. Он даже не подумал, что может ее разбудить, почему-то был уверен, что она еще не спит.
Голос Хилари в трубке звучал хрипловато; Адам, вслушиваясь, прикрыл глаза. «Я неплохой парень, — думал он, — и ненавижу жить один. А она так привлекательна… И мальчишкам моим тоже бы понравилась…»
— Алло?
— Привет, Хилари… Я просто хотел тебе сказать, что замечательно провел сегодня вечер. Она мягко рассмеялась.
— Я тоже. Но не пытайтесь отвлечь меня от дела, мистер Кейн. Я не намерена жертвовать работой ради кого бы то ни было. Даже ради вас.
— Я понял. А можно пригласить тебя на ленч как-нибудь на этой неделе?
— Конечно. Если я не буду слишком загружена.
— Может, завтра?
Хилари снова засмеялась. В этом смехе одновременно звучали чувственность и холод.
— Успокойся, Адам, Я же сказала тебе, что никуда не собираюсь переходить из компании.