Калейдоскоп

— Несколько дней. Я должен вернуться к пятнице. И мы отлично проведем уик-энд.

— Нет, я не могу. У меня репетиции.

Без сомнения, у нее был очень напряженный график.

— Ладно, учтем это.

Джон был привычен к таким заявлениям.

— А ты не отправляешься во Флориду, просто чтобы отдохнуть?

— Ну что ты! Я знаю много мест, куда поехал бы гораздо охотнее, причем с тобой, моя сладкая.

Он внезапно скользнул на кровать и поцеловал Сашу. На этот раз она рассмеялась, позволила Джону раздеть себя и оплела его своими мускулистыми ногами так, как он больше всего любил…

Вдруг она отстранилась. Джон испугался, что причинил ей боль.

Он вопросительно взглянул на нее:

— Ты в порядке?

Саша кивнула, но сказала капризно:

— Знаешь, чем чреваты для меня такие позиции?

Правда, потом, по мере нарастания его страсти, усиливался и ее пыл, и осторожность была забыта. Вообще же Саша всегда думала о себе, балете, о своих мышцах, о своем теле.

— Я люблю тебя, — шептал Джон, когда потом они лежали в объятиях друг друга.

Но Саша была странно молчалива. Она смотрела на стену и, казалось, была чем-то расстроена.

— В чем дело, дорогая?

— Этот сукин сын орал на меня сегодня всю вторую половину дня, будто я делаю что-то не так… а я знаю, что все делала правильно…

Саша была просто помешана на своем балете, и Джону стало от этого тоскливо. Он такое уже пережил, только прежде речь шла об Элоизиных чертовых персонажах, Книгах и их сюжетах, которые не давали ей покоя. Подобные женщины крайне утомительны. Он хотел, чтобы Саша была другая, чтобы она больше думала о нем, но временами сомневался, способна ли она вообще на это. Она была полностью поглощена собой.

И когда Джон встал, чтобы принести из кухни что-нибудь попить, она, похоже, даже не заметила его отсутствия. Он долго сидел на диване в темноте, вслушиваясь в звуки, долетавшие с улицы, и задавал себе вопрос, встретит ли когда-нибудь женщину, которую интересовали бы его работа, его жизнь, его друзья, его потребности, которая радовалась бы общению с ним.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросила Саша. Она стояла в дверном проеме. Изящество ее силуэта подчеркивал лунный свет, недостаточный, однако, для того, чтобы заметить грусть в глазах Джона.

— Думаю.

— О чем?

Саша подошла и села рядом. Джон уже подумал, что зря обвинял ее в эгоизме, но она вдруг посмотрела на свои ступни и вздохнула:

— Господи, опять надо идти к врачу.

— Почему?

— Они теперь все время болят.

— Саша, а ты никогда не думала бросить балет? Она посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Да ты что! Я бы скорее умерла. Если бы мне сказали, что я больше не могу танцевать, я бы покончила с собой. Судя по тону, каким Саша это сказала, она не шутила.

— А как насчет детей? Разве ты не хочешь их иметь? Джон давно хотел задать ей эти вопросы, но всегда сложно было отвлечь ее от балетной темы.

— Может, когда-нибудь потом, — неопределенно ответила она.

Элоиза говорила примерно так же. А когда ей исполнилось тридцать шесть, она решила, что ребенок слишком повредил бы ее карьере, и сделала себе стерилизацию, пока Джон был в одной из командировок.

— Бывает, что «потом» никогда не наступает…

— Ну что ж, значит, не судьба. Мне для самореализации дети не нужны, — гордо сказала Саша.

— А что тебе нужно? Может, тебе и муж не нужен? Может, тебе достаточно только балета?

— Я никогда не считала себя настолько старой, чтобы думать о замужестве.

Она произнесла это искренне, глядя на Джона при свете луны. Но ему было уже сорок два года, и в последнее время он много думал обо всех этих вещах. Он не хотел до конца жизни быть одиноким, хотел быть любимым и самому любить не только в промежутках между книгами, балетными спектаклями и репетициями.

— Тебе двадцать восемь. Пора начать думать о своем будущем.

— Я о нем думаю ежедневно, а этот старый маньяк орет на меня.

— Я имею в виду не твое профессиональное будущее, а настоящую жизнь.

— Это и есть моя настоящая жизнь, Джон. Вот этого-то Джон и боялся.

— А в ней есть место для меня?

Похоже, что в этот раз получилась ночь откровений.

Джон сомневался, стоило ли затевать такой разговор, но пути к отступлению уже не было. Рано или поздно им пришлось бы побеседовать о чем-то другом, а не только о ее ступнях и репетициях.

— Это зависит от тебя. В данный момент я не могу предложить тебе больше того, что есть. Если тебе этого достаточно — прекрасно. А если нет…